Изумрудная муха

Он подчинился. Сел, тяжело дыша, яростным взглядом пиявя Любу. Тётя Маруся скрутила Любе руки. Капитолина Семёновна, бледная от страха, выбежала в прихожую, закрылась в ванной.

– Сидите! Ишь струсили! И в кусты, да? – велела Шура притихшим Анжеле и Кристине. – Тётя Маруся, отпусти её. Покарауль-ка дверь.

Она быстро налила коньяка в стакан, в бумажную салфетку сложила два бутерброда с колбасой и вышла на площадку.

– Здрасте, – ласково поздоровалась она с открывшей ей дверь соседкой. – Простите, что вас побеспокоили. Вот поминаем. Помяните покойного Степана Кузьмича.

– А, приехали? Вас ждали. С приездом, – ответила любезная старушка. – Я не очень хорошо слышу, так что вы меня не очень беспокоите. У вас общая стена с моей кухней, а я больше в комнате, у телевизора. Там бразильский сериал. Вы не смотрите? Душевный. Вино не буду, бутерброды возьму. Благодарствую.

Дверь за соседкой захлопнулась, Шура вернулась довольная собой.

– Чего притихли, девочки? Куда собралися? Доедайте, допивайте. Скоро спать ложиться.

Но «девочки» от угощения отказались. Завтра рано вставать на работу. Капитолина Семёновна направилась было к двери, но Миша рявкнул:

– Никого не впускать и не выпускать! Кишки вспорю! – и показал большой кухонный нож, которым резал колбасу.

Капитолина Семёновна с «девчонками» отступили к кровати.

– Ложимся спать! Вы там на кровати втроём, у нас есть спальные мешки. Тётя Маруся, ты у двери, чтоб ни одна душа не выскочила. Сечёте? – распорядился Миша и матерно выругался в сторону Любы. – Куда эту девать? Может, сразу…

– Закроем её в кухне. Ну-ка, девка, греби в кухню, – сказала Шура. – Утро вечера поумнее.

Люба прилегла на сундуке Степана Кузьмича. Напротив неё в прихожей у двери на своей табуретке уподобилась каменному сфинксу тётя Маруся.

Люба лежала и соображала: где, где мог старик хранить письма от дочери? Она заглянула в ящик кухонного стола. Квитанции, вырезки из газет, старые листки календаря с рецептами блюд. Взгляд её упал на фартук. Тихо встала, сделала вид, что хочет попить воды из-под крана. Ощупала фартук. В кармане зашуршало. Вытащила конверт с письмом и обмерла. Адрес! Быстро всё точно запомнила: Харьков, название улицы, номер дома, квартиры, фамилию. Это она, Валентина. Он именно так называл свою дочку. Фамилия не Горемыко, по мужу другая. Профессиональная память не подвела. Приходилось запоминать фамилии и имена авторов, названия произведений, выходные данные книг. Сжав конверт в комок, сунула его в лифчик, где в носовом платке лежали ключи и там же сложенная в несколько раз опись. Снова улеглась, укрылась плащом. Из комнаты доносился разноголосый храп. Люба старалась не заснуть, но под утро сморилась. Проснулась, когда уже было светло. Каминные часы нежно пробили восемь часов утра. В квартире все спали. Тётя Маруся спала на своём пальтишке рядом с дверью, табуретка стояла в стороне. Люба бочком, держа в руке туфли, пробралась в прихожей мимо посапывающей тёти Маруси, тихонько отперла дверь и выскользнула на лестничную площадку. Она побежала сразу на почту. Почта уже была открыта. Никого из посетителей не было. Девушка за окошком красила ресницы, не спешила. Люба схватила бланк, аккуратно его заполнила: «Срочно приезжайте степана кузьмича похоронили необходимо освободить квартиру вывезти имущество требование милиции». Девушка докрашивала глаз и отложила текст, но Люба закричала, что это срочно: «Срочно, вы не поняли?!» Та раздражённо пожала плечами и пошла отсылать телеграмму в соседнюю комнату. Получив квитанцию, Люба побежала в милицию. Дежурный лениво объяснил, что участковый на вызове, у начальника автобазы ночью сняли новую резину с его «Волги». Сейчас там все, прибавил он.

– Скажите Тришину, что в квартире у Горемыко воры, что он срочно там нужен! – истерически крикнула Люба. – Почему он не звонит, не приходит? Обещал! Меня того гляди замочат!

Дежурный странно на неё посмотрел, протянул ей лист бумаги и лениво произнёс:

– Предъявите паспорт и пишите заявление.

Люба плюнула и выбежала из участка. Паспорт был где-то в лифчике. Хорошо, что лифчик немецкий, из эластичной ткани. И плотный свитер хорошо прижимал. По дороге в палатке купила бутылку молока и батон хлеба. Вошла в квартиру спокойно, как будто отлучилась на минутку. На кухонный стол выложила хлеб, налила в чистый стакан молока.

– Далеко ходила, Люб? – ласково спросила Шура.

– В ментуру, куда же! Деловая! Она с ними заодно! – заорал из комнаты Миша.

– А вы куда? – зашипела на «девчонок» тётя Маруся. – А ну, назад! Врезать им, что ли?

– Пусть идут. Им на работу. А то ещё хватятся, кто-никто пожалует сюда, – сказала Шура. – Они женщины умные, языки не распустят. Тут ничего и не было. Поминали. Правильно я говорю?

– Правильно, всё правильно, – закивали «девчонки».

– Вякнете – ур-р-рою. И костей не найдут. Усекли? – пригрозил Миша.