Изумрудный атлас. Огненная летопись

Теперь уже и Майкл услышал звук мотора, с каждой секундой становящийся все громче. Затем он увидел гидросамолет, скользивший по каналу, его поплавки вырезали огромную букву V на неподвижной воде. Гидросамолет уже прошел под мостом, а значит, всего через несколько мгновений должен был поравняться с домом.

– Как только окажешься в воде, Майкл – ты меня слушаешь? – как только окажешься в воде, крепко хватай сестру и ни в коем случае не отпускай ее от себя. Только тогда он сможет вас подобрать.

– Но вы… вы же будете с нами, – пролепетал Майкл.

– Нет. Кто-то должен остаться здесь. Рурку известно о гробнице. Нельзя допустить, чтобы он узнал о Летописи. Я единственный, кто сможет его задержать. Я сумею выиграть для вас немного времени.

– Но я…

– Я знаю, что ты напуган. Положись на Эмму. Положись на самого себя. У тебя доброе сердце. Пусть оно ведет тебя.

– Но вы же не можете…

– Он идет. Вперед!

И Майкл увидел, как лысый человек шагнул на крышу.

– Вам придется прыгать. Ну же! Вперед!

И волшебник подтолкнул Майкла к Эмме. Майкл схватил сестру за руку. Времени у них уже не было.

– Нужно прыгать.

– А как же доктор Пим?

– Он не пойдет.

Прежде чем Эмма успела возразить, Майкл еще крепче стиснул ее руку и – не забыв снять очки и сунуть их в сумку – понесся вперед, так что Эмме ничего не оставалось, как последовать за ним.

Они падали, падали и падали. Встреча с водой была похожа на удар о бетонный пол. Руки детей разжались, их отбросило друг от друга и потащило на дно. Собрав все силы, Майкл поплыл к поверхности, но первое, что он увидел, когда вынырнул, был несущийся прямо на него пропеллер самолета. Эмма барахталась в нескольких футах поодаль, вид у нее был перепуганный и отчаянный; Майкл подплыл к ней, крепко обнял и прижал к себе; в последнюю секунду самолет свернул в сторону, так что пропеллер пронесся в дюйме от детей, потом железные руки схватили Майкла подмышки, выдернули из воды и вместе с сестрой втащили на борт. Эмма пронзительно вскрикнула, и Майкл, лежащий на полу, судорожно хватая ртом воздух, увидел, что она обнимает Габриэля – да-да, Габриэля, который втащил их на корабль и теперь оглушительно кричал что-то пилоту; самолет взмыл в воздух, едва не задев мост, и стал набирать высоту; Майкл порылся в сумке, нацепил очки и через открытую дверь увидел внизу крышу, на которой, лицом друг к другу, стояли две фигурки, окруженные стеной пламени. Затем здание покосилось и обрушилось в канал, а самолет, продолжая подниматься, снова накренился, так что Малпеса окончательно скрылась из виду, и вот уже не стало слышно ничего, кроме гудения двигателей и свиста ветра, не стало видно ничего, кроме темного ночного неба, а Эмма обнимала Майкла и горько-горько плакала:

– Ой, Майкл, доктор Пим… Он же… Ой, Майкл…

Глава 8 Дикари

– Послушайте, мастер Джейк…

– Да, мастер Жуки?

– Мне кажется, она наконец проснулась.

Кейт открыла глаза. Она опять лежала на полу, и ее опять внимательно разглядывали две пары глаз. Только комната, в которой она очнулась на этот раз, была другой, а мальчики не склонялись над ней, выискивая признаки жизни, а рассматривали ее с колченогих деревянных стульев, на которых они восседали, забросив ноги на ящики, придвинутые к помятой железной печурке. Оба попыхивали трубочками.

– Сколько я проспала? – спросила Кейт, садясь. Тот, кого звали Жуки, вытащил трубку изо рта и сделал вид, будто глубоко задумался.

– Как вы полагаете, мастер Джейк, как долго она проспала? Часиков пять, не меньше?

– Полагаю, все шесть, мастер Жуки.

– Шесть? Да неужто так долго?

– Это как минимум. Я уж было подумал, она собирается открыть магазин…

– Ясно, – перебила Кейт.

– Неужели? – ухмыльнулся Жуки. – Так какой же магазин, мастер Джейк?

– Я бы назвал его магазином по Спанью-целыми-днями-на-полу-и-ничего-не-деланью, мастер Жуки.

Кейт покачала головой, а мальчики покатились со смеху, причем Жуки мастерски изобразил, как он снимает шляпу и низко раскланивается, сраженный наповал остроумием своего приятеля. Пока они веселились, Кейт огляделась по сторонам.

Тусклый зимний свет, с трудом проникая через единственное окошко, покрытое толстым слоем грязи и наледи, освещал небольшую и ничем не примечательную комнату. Здесь не было почти ничего, кроме печки, перевернутых ящиков, служивших подставками для ног, да стульев, на которых удобно расположились мальчики. Пожалуй, единственной любопытной особенностью этой комнаты были ее стены и пол, выложенные из крупных блоков гладкого серого камня. Деревянными здесь были только потолочные балки.