– Кого?
– Того, кому подчиняется вся Нечисть.
Кейт, будто издалека, услышала свой безжизненный голос:
– Да. Я его видела.
– Как его зовут?
– Я… я не знаю. Они называют его… Грозный Магнус.
– Он что-нибудь сказал обо мне?
Кейт показалось, будто шум баров и мюзик-холлов вдруг смолк, и в наступившей тишине слышен был лишь бешеный стук ее сердца.
– Он не называл твоего имени.
По крайней мере, это не была ложь. Но Кейт вновь посетило ощущение, будто события выходят за пределы ее контроля и понимания.
Мальчик кивнул.
– Значит, ты хочешь знать, откуда я тебя знаю?
– Да.
– Тогда идем. Я должен тебе кое-что показать.
Они свернули на соседнюю улицу и нырнули в кроличий садок тесных переулков; вскоре по пути им стали все чаще попадаться гномы, редкие лепреконы, а также люди в длинных плащах, и Кейт догадалась, что они вошли в магический квартал. На какой-то узкой, едва освещенной улице Рэйф свернул в очередной переулок, подошел к ничем не примечательному трехэтажному дому, остановился под пожарным выходом, подпрыгнул и опустил вниз лестницу, стряхнув целую лавину снега, большая часть которого высыпалась ему на голову. Кейт рассмеялась; просто не смогла удержаться.
– Ну да, – с улыбкой отозвался мальчик, – надо было ожидать.
Он по-собачьи отряхнулся, так что снег полетел во все стороны, только его темные волосы на какое-то время оставались припорошены белизной, как у старика. Они залезли на крышу, и Рэйф подвел Кейт к той стороне дома, что выходила на улицу. Не говоря ни слова, он отряхнул снег с парапета, чтобы они могли к нему прислониться. Музыка и смех, доносившиеся из баров и дансингов, теперь звучали тихо, будто издалека. Рэйф указал рукой на улицу.
– Видишь этот дом напротив? Окно на третьем этаже, слева. Смотри, там сейчас зажжется свет.
Кейт стала ждать. На крыше было холодно, она чувствовала, как плечо мальчика прижимается к ее плечу.
– Вот, – тихо сказал Рэйф. Кейт поняла, что все это время он ждал, затаив дыхание. Окно озарилось, и Кейт увидела старую женщину, суетящуюся в маленькой квартирке. – Там мы жили с мамой. Въехали через неделю после того, как перебрались в Нью-Йорк. Я был тогда совсем маленький. Мой отец умер, потому-то мы сюда и переехали. Мама освоила ремесло гадалки, тем и зарабатывала на жизнь.
– Кто такие гадалки? – спросила Кейт. Она глубоко засунула руки в карманы пальто и повернула голову, чтобы взглянуть на Рэйфа. Лицо его оставалось в тени, только глаза блестели отраженным светом уличных огней. Он по-прежнему, не отрываясь, смотрел в окно.
– Те, кто видит события, происходящие не здесь и не сейчас. Мама брала миску с водой, капала туда немного масла и видела все, что хотела увидеть, никакие расстояния не были ей помехой. Люди платили ей за то, чтобы она показала им всякое. Иногда они хотели отыскать какую-нибудь пропажу, кольцо там, часы или еще что. Но чаще всего люди, которые только что перебрались в Нью-Йорк, хотели увидеть тех, кого они оставили, своих матерей, отцов, сестер или братьев. Порой родители приходили взглянуть на своих детей. В маминой миске они могли увидеть, как те растут. Она никому не отказывала. Для нее не было разницы между обычными людьми и магическим народом. За это ее все любили. В нашей квартирке была всего одна комната, моя кровать была отгорожена одеялом, и я часто видел оттуда, как разные мужчины и женщины плакали, обнимая мою маму. Она никогда не брала много денег. Только столько, чтобы мы могли прожить.
– Кто живет там сейчас?
– Никто. Я сам плачу за эту квартиру. Эта старушка живет внизу. Она приходит сюда каждый вечер и зажигает свет.
«А ты приходишь сюда, смотришь и представляешь, что твоя мама все еще жива», – подумала Кейт.
Рэйф снова тихо повторил:
– Все ее любили.
И Кейт поняла, что он говорит о себе.
Они оба молчали. Кейт чувствовала, что мальчик собирается с силами, чтобы рассказать ей обо всем, и его не нужно торопить. Он заговорил неожиданно, без вступлений: