То есть навстречу Эмме. Как и сказал страж, вся ее жизнь неожиданно распахнулась перед Майклом. И не только жизнь, но само ее сердце. Майкл понял, что значит расти самой младшей из детей, совсем не помня своих родителей, не зная никакой другой жизни, кроме скитаний по приютам, и не имея никакой другой семьи, кроме него и Кейт. Он понял, как никогда не понимал раньше, что они с Кейт были для Эммы всем на свете и что его младшая сестра, которую он всегда считал самым храбрым человеком на свете, на самом деле жила в постоянном страхе – страхе потерять брата и сестру и остаться совсем одной на свете. Только теперь Майкл всем своим существом почувствовал, что год назад, выдав Кейт и Эмму Графине, он бездумно разрушил хрупкую основу всего мира своей младшей сестры. И еще он понял, чего ей стоило простить его и научиться доверять ему снова, но даже это ничего не изменило, ибо былая уверенность Эммы в том, что брат и сестра никогда ее не покинут, исчезла навсегда.
– Просто скажите мне, – прошептал Майкл, размазывая слезы по лицу, – в чем я ошибся?
– В чем ты ошибся? Единственная твоя ошибка, мальчик, заключается в том, что ты вообразил себя Хранителем. – Внезапно разъярившись, страж всеми силами подался к Майклу, натянув веревки. – Летопись создает связь между тобой и тем, чье имя появляется в книге! В результате жизнь этого человека, какой бы ужасной, мучительной и страшной она ни была, становится твоей жизнью. Чувства этого человека отныне будут твоими чувствами. Вот и все.
– Но… это несправедливо! – закричал Майкл, прекрасно понимая, как жалко и по-детски это звучит, но не в силах удержаться. – Ведь Атлас просто переносит Хранителя в любое время. Почему же…
Страж расхохотался.
– Потому, что это – Книга жизни! А жизнь – это страдание! Истинный Хранитель должен быть готов принять на себя все страдания этого мира. В твоем сердце найдется столько силы, мальчик? Не думаю. Ты с трудом справляешься с собственными переживаниями, не говоря уже о чужих! Как только я увидел тебя, то сразу сказал себе: «Этот мальчуган привык прятаться от жизни. Он пойдет на все, лишь бы избежать боли. Но от Летописи убежать нельзя». – Страж сплюнул, на лице его отразилась откровенная насмешка. – Ты хотел получить Книгу жизни – что ж, теперь она твоя. Но ты не Хранитель!
Майкл нашел в углу сторожки бочку с водой и несколько раз окунул туда голову, с яростью выскребая куски грязи, присохшие к волосам и к коже головы. Отмывшись настолько, насколько это было возможно, он вытер лицо подолом рубашки и снова наклонился над бочкой, делая глубокие, медленные вдохи.
– Майкл!
Он обернулся, поспешно надевая очки. Это была Эмма.
– Я тебя везде искала…
– Прости, – пробормотал он, – я…
– Ты на меня злишься?
– Что?
– Я подумала, ты на меня злишься. Ну, за то, что прошлой ночью я тебя не послушала и вышла на поляну…
– Да нет, что ты! Нет, совсем нет! Как ты могла такое подумать?
Вода стекала с его волос на стекла очков, но Майкл все равно видел Эмму совершенно отчетливо, с грязью в волосах и с черными потеками на щеках; сейчас она выглядела отчаянно маленькой и очень несчастной.
– Просто мне показалось, ты был совсем не рад меня видеть, а потом вдруг убежал… и еще… я просто поверить не могу, что ты все это сделал… – В ее глазах заблестели слезы. – Ты ради меня сразился с драконом, и я… просто я не хотела говорить при этой эльфийской девчонке, потому что это не ее дело… но я никогда-никогда не забуду того, что ты сделал, никогда, и если ты злишься…
– Эмма, я на тебя не злюсь! Я просто… – Он понимал, что должен что-то сказать, поэтому выбрал то, что по крайней мере было правдой: – Я просто испугался. Прости.
Эмма с облегчением всхлипнула и бросилась ему на шею, крепко-крепко обхватив руками.
– И ты меня прости. Прости, что не послушала тебя. – Они постояли так несколько секунд, и Майкл, едва успевший кое-как взять себя в руки, испугался, что сейчас снова расклеится.
«Будь сильным! – приказал он себе. – Ты должен быть сильным».
Наконец Эмма отпустила его и вытерла глаза тыльной стороной ладони.
– Слушай, подожди меня, ладно?
Обогнув Майкла, она встала на цыпочки и окунула голову в помутневшую воду в бочке. Было уже позднее утро, солнце светило и припекало вовсю. Майкл чувствовал, как высыхают его мокрые волосы. Он дал себе слово больше никогда не пользоваться Летописью. Они просто спрячут ее от Грозного Магнуса, и довольно.
Закончив мытье, Эмма встряхнула волосами, рассыпав во все стороны брызги.
– Слушай, Майкл?
– Да?
– Можно мне посмотреть книгу?
Майкл помедлил всего секунду, потом полез в сумку и вытащил Летопись, приютившуюся рядом с «Гномьим Изборником». Не говоря ни слова, он смотрел, как Эмма переворачивает страницы.
– А где мое имя? Я думала, ты вписал сюда мое имя!
– Оно исчезло.
– А ты правда писал своей кровью вместо чернил?
– Да.
– Фу. А это та самая ручка?
– Стилос.
– Хм.
Эмма провела рукой по рельефной вязи на обложке и вернула книгу Майклу. Тот, не глядя, сунул Летопись обратно в сумку, закинул ее на плечо и почувствовал тяжесть груза на боку. После этого он перевел дыхание.