– Видите ли, все это время я продолжал разыскивать две оставшиеся книги и в ходе этих изысканий регулярно следил за современными научными исследованиями. Ознакомившись с работами ваших родителей, я понял, что это люди, которым можно доверять. Мы начали работать вместе. Разумеется, в то время я и понятия не имел о том, кем окажутся их дети! Хотя, когда я оглядываюсь назад, то понимаю, что уже тогда были некие признаки… – Он пожал плечами и уронил руки. – Но потом, через четыре года, сразу после Рождества, Катерина вдруг появилась в моем кабинете, и все началось.
При упоминании о Рождестве перед глазами Кейт внезапно ожило воспоминание, и она увидела высокого худого мужчину, стоявшего в дверях ее детской. Это воспоминание относилось к последней ночи, которую она провела с родителями. Кусочки мозаики наконец соединились, и Кейт поняла, почему ей все время казалось – и в библиотеке дома в Кембриджском водопаде, и в гномьем подземелье – что она уже когда-то встречала доктора Пима раньше…
– Это были вы! Это вы забрали нас у родителей!
– Возможно. Но повторяю, ты говоришь о том, чего еще не было.
– Прекрасно, – кивнула Кейт. – А что вы имели в виду, когда сказали «кем окажутся их дети». Кто мы такие?
– Вы трое особенные. И когда-нибудь, когда у нас будет время, я все вам объясню.
Кейт начала препираться. Они имеют право знать…
– И вы все узнаете. В нужное время. Кэтрин, ты должна научиться доверять мне. – Доктор Пим встал. – А теперь я хочу посмотреть, как дела у Робби и Габриэля.
– Постойте! – попросил Майкл. – Скажите хотя бы, как наша фамилия?
– Ваша фамилия? Что ж, думаю, это я могу вам сказать. Ваша настоящая фамилия… Уибберли.
Дети переглянулись.
– Уибберли? – переспросила Кейт. – Вы уверены?
– О да. Уибберли, именно так.
– Но в приюте нам сказали, что наша фамилия начинается на букву «П»!
– Вот как? Чудеса!
– Но ведь это вы должны были посоветовать им так нас назвать! – возразила Кейт. – Это же вы привезли нас в приют! Почему вы сказали назвать нас П, если наша настоящая фамилия Уибберли?!
– Полагаю, я пытался запутать следы и спрятать вас. Дети У – это был бы слишком очевидный намек.
– А почему нельзя было просто дать нам другую фамилию? – не сдавался Майкл. – Смиты! Или Джонсы! Да любую, какую угодно. Если бы вы знали, как мы ломали головы, пытаясь отгадать, какая фамилия скрывается за этой буквой!
– Гм, полагаю, это я упустил из виду. Приношу вам свои извинения. А теперь я должен идти. Поговорим позже.
После ухода волшебника дети долго молчали. Из-за двери доносился шум готовящейся к выступлению армии.
– Уибберли… – наконец сказала Кейт. – Мне нравится.
– Ага, – согласился Майкл. – Звучит здорово.
– А мне все равно нравится Пингвин, – вздохнула Эмма. – Но Уибберли, кажется, тоже неплохо.
– Простите меня, – сказала Кейт. – Я должна была рассказать вам о том, что видела нашу маму. Наверное, я просто… просто боялась, что если расскажу, то все потеряю. Потеряю ее. Снова.
– Я понимаю, – ответил Майкл. – Вот почему я все записываю. Все так легко забывается. А когда запишешь, то знаешь, что это останется с тобой.
Майкл погладил рукой свою тетрадь, и Кейт внезапно увидела его совсем другими глазами – мальчика, у которого была отнята целая жизнь и который судорожно пытался удержать хотя бы то, что у него осталось.
– Теперь ты нам расскажешь? – попросила Эмма. – Пожалуйста.
Кейт посмотрела на них обоих, увидела, что они все еще ей доверяют и всегда будут доверять, и ей вдруг стало непонятно, как она могла утаить от них такое воспоминание. О чем она думала? Образ матери принадлежал им всем – или никому. Вызвав воспоминание, Кейт поняла, что оно уже сильно поблекло и отодвинулось в прошлое. Но она и не подумала впадать в панику. Она заставила себя сосредоточиться на том, что помнила: на одежде, которая была на их матери, на цвете ее волос, на сказанных ею словах, и чем больше она рассказывала, тем больше вспоминала; она описала теплый голос матери, маленькую родинку на ее щеке и ее руку, лежавшую на ручке двери; она рассказала брату с сестрой о комнате, об огне в очаге, о красных и коричневых завитках на ковре, о заваленном столе доктора Пима и о тихом снегопаде за окном; и очень скоро Кейт показалось, будто она снова перенеслась в прошлое и очутилась перед своей матерью, только на этот раз Эмма и Майкл тоже были с ней, и это было их общее воспоминание. Кейт знала, что со временем ее брат с сестрой, каждый по-своему, изменят и приукрасят детали этой истории: одежда на маме станет другой, и слова она скажет совсем другие, и даже снегопад за окном, возможно, превратится в ливень, но это не имело никакого значения; Кейт все равно было легко и радостно от того, что она поделилась с ними своим воспоминанием о матери, и теперь они будут вместе хранить его и сберегут гораздо лучше, чем она смогла бы сделать это в одиночку.
Потом они все долго молчали. В комнате стало прохладнее, сквозь стены доносились энергичные команды и шум, производимый людьми и гномами.
Наконец Кейт сказала: