Изверг Род

Бабуля говорит, что матери, наверное, понравится служить рабыней у Кэйти, смотреть, как Род мирится с железной дисциплиной, строже, гораздо строже того, к чему Род привык здесь, бог не даст соврать, ни у бабули, ни у дедушки сил больше нет, и пускай мать не смотрит на бабулю, как на рехнутую, бабуля чувствует, как приближается старость, и дедушка тоже не молодеет. Бабуля говорит, что наказывает Рода, как только может, но сил у нее больше нет. Она его слегка по щеке хлопнет, а он пялится, мол, поцелуй мою королевскую жопу, да, простите за выражение, но неблагодарный маленький мерзавец это и хочет сказать, бог свидетель. Или мать считает, что воспитает Рода сама в собственном доме, если устроится на работу и сможет снять квартиру, так это вряд ли, она сто лет уже не работала, одурела совсем от Родова отца, будто потаскушка дешевая, а у того в кармане и десяти центов не наскребешь даже в лучшие дни. И мать зря рассчитывает на подачки от бабули с дедушкой, они денег не печатают, несчастный дедушка пашет как раб собака ниггер венгер разносчик пархатый эмигрант только с корабля с картонным чемоданом. И зачем, спрашивается? Чтобы Род позорил его перед каждым встречным и поперечным, кто согласен выслушивать сказки о том, как дедушка выпивает? Бабуля знает, о да, до нее доходят слухи, ей многое известно, столько всего у этого головореза изо рта лезет. Но, но если мать хочет избавиться от родителей, посмотрим, как она станет перебиваться со своим никчемным сыном, который на волосок от ближайшего полицейского участка, пожелаем ей удачи, насильно не держим. Все равно прирожденную шлюху никто не остановит, если она хочет делать, что ей, черт побери, нравится. Может, говорит бабуля, мать встретит какого нового дружка, ей больше ничего и не надо, новый дружок и все, Иисус, Мария и Иосиф, прежний-то, болван в костюмах от Говарда, банный лист на жопе, выгнал отца Рода из дому, на улицу выкинул, а тот к спиртному прилип, хотя и отец, конечно, слабак, с этими его идеями обогатиться за неделю и этой его шлюхой, новой женой, да не смешите бабулю! Бабуля надеется, что мать удовлетворена. Господи, господи, господи, помоги, умоляет мать, что она такого сделала, чем это все заслужила, а бабуля смеется, говорит, что бог не поможет, надо было про бога думать, когда этот юбочник слюнявый у ее юбки ошивался, с этой своей бухгалтерской рожей без подбородка, покупал ей белье и конфеты, да, бабуля знает, и этого достаточно, чтобы приличная женщина со стыда сгорела. Бабуля говорит, что мать как-то не вспоминала о боге, когда черные ночнушки надевала — да, и нечего так смотреть, — или допоздна в баре сидела на этой табуретке, нога на ногу, пила «Том Коллинз», сигарета в зубах, обычная проститутка, да и только.

Может, Род попросит, говорит Джоанна Кармен, чтобы его перевели к ней в класс, они тогда будут встречаться каждый день, и Род станет провожать ее домой, она живет во Флэгг-Корте, Род же знает, где это, правда? Род говорит, что знает, конечно, громадная модная многоэтажка, там еще фонтан и железные ворота, а Джоанна Кармен говорит, что еще бассейн, чтоб жильцы отдыхали. Она слегка краснеет и говорит, может, они с Родом вместе поплавают, она бы ему новый купальник показала, они с матерью купили в «Эй-энд-Эс», ярко-желтый, как подсолнух, с миленькими бледно-голубыми цветочками на, и она рукой показывает на свою прекрасную грудь, у нее дрожат ресницы, она опускает глаза. Род коленями ощущает ее тепло, ее голова склонилась к нему на плечо, лицо горит девичьим стыдом, и Род говорит, ох, Иисусе, о господи, ох, Иисус Христос всемогущий, а Джоанна Кармен нещадно ерзает у него на коленях.

Бабуля говорит, с Родом надо поменьше нянчиться, пускай соберется с силами и вырвется из этого класса для дегенератов для начала. Ей-богу, у этой шайки диких индейцев даже учителя не задерживаются. Она говорит, все они звери, но что ожидать от макаронников и психов, одному богу известно, каких босяков в эту помойную яму накидали. Она пьяно вздыхает и говорит, что им всем не помешал бы ремень.

О, Джоанна, Джоанна, о, говорит Род. Он кусает простыню и одеяло, утопая в головокружительном мире любви. Джоанна Кармен сидит на нем верхом, он отпускает рычаги, «хорнет» круто ныряет вниз, к Задумчивому Конго. Они погибнут оба, их тела найдут, сплетенными в Объятиях Смерти!

Тридцать один