Человеком этим оказался Ковадло.
Он стоял совсем близко, в паре-тройке шагов, расслабленно и спокойно опершись на кузнечный молот. Видать, проклятая кикимора без остатка сожрала все Мечниково и Белоконево внимание – иначе кователю ни за что не удалось бы подойти незамеченным.
Ведь только за миг какой-то до появленья кикиморы Кудеслав оглядывался – никого поблизости не было. И вот, на тебе…
Крался значит этот-то. Зачем? У которых намерения добрые, тем вовсе незачем скрадывать своих же… Впрочем, своих ли? Ой, похоже, не своими считает Званов подручный волхва да Мечника! Заметил, что уединились для важного разговора, и решил подслушать? Тогда почему так вот внезапно открылся? Впрочем, это как раз понятно. Издали не слыхать было, вот и сунулся вплотную – авось, на подходе хоть клочок беседы ухватит. Ну и, опять же, кикимора – тоже, небось, впервые увидел, вот и ошалел…
Да, это понятно. Непонятно другое: отчего он не остался в заручниках у мордвы?
Ковадло будто бы сумел расслышать Кудеславовы мысли столь же легко, как расслышал бы внятно сказанные слова.
– Мордве я вместо себя Званова сынка предложил, – спокойно объяснил слободской нарочитый муж. – Он с нами пришел сперва к общинному граду, а после и сюда – ты, верно, углядел его меж другими…
Мечник лишь бородой мотнул: поди, мол, упомни в лицо всех сыновей, которых Зван понавытворил на своем длиннючем веку! Кудеславу и в слободе-то приходилось бывать – раз, два и обчелся…
А Ковадло продолжал:
– Самому же мне никак нельзя надолго отлучаться от Звана. Он теперь шибко сложную работу работает – кроме меня подручничать некому… Ничего, мокшанский староста на такую подмену согласился с охотой. И Велимир согласился.
"Еще бы Велимиру было не согласиться! – досадливо подумал Мечник. – Споры, что ли, было ему затевать с тобой при мордве?! Эк ведь всех обошел, хитрован проклятый! Одно слово – кователь!"
– А кто это к вам приходил? Кикимора? То-то показалось мне еще как к мокшанской луговине шли, будто следы ее… И позже чуть вроде мелькнула в кустах… Решил – мерещится, или может Лешак вздумал пошутить шутку…
– Мерещится, говоришь? – Белоконь неторопливо встал, потянулся с хрустом и вдруг неуловимым движением ноги взбросил себе в подставленную ладонь лежавший на траве посох. – Мне вот тоже померещилось. Как-то неправильно все получилось: звала-то она Мечника, а услышал зов только я. Почему бы это? Может, не кикимора звала? Может, ее звали, а? И вот ты, воин отважный, чего-то все больше возле меня вертелся, а не близ опушки, где стрелы. Не то боязливый ты, не то дело какое вынашел себе поважней воинского… Ну, чего молчишь, кователь? Как правильнее сказать: кователь или колотун? Или колдун?
Ковадло выслушал все это с каменным лицом и вновь повернулся к Кудеславу:
– Зван для тебя меч работает – вот почему мне обратно в слободу надобно.
– Да у меня вроде как есть меч-то, – Кудеслав будто играючи махнул клинком, и красноватые предзакатные отблески, отразившись от чищеного железа, полоснули Званова подручного по глазам. – Вроде бы не худое оружие, как считаешь? А уж жизней на своем веку пожрало – вспомянуть страшно! Нравится?
И снова клинок мелькнул возле самого Ковадлова лица, полыхнув отраженьем небесной меди.
Кователь даже не прищурился.
– Зван говорит, что ты свой меч можешь вскорости утерять, – произнес он с прежним спокойствием. – И еще сказал, что сработанный им клинок будет лучше этого.
Белоконь выговорил с ехидцей:
– Зван может сработать куда как лучше, это верно. Он кузнец знатный, небось урманские кователи поплоше его…
Волхв уколол Мечника стремительным испытующим взглядом, и тот кивнул: ясно. Урманы тоже считают своих кузнецов ведунами. А еще у них есть поверье, что умелый кователь через оружие своей работы может сломить под себя волю того, кому оно отдано.
– Ну, будет нам языки трепать! – волхв посерьезнел, крутанул в пальцах тяжеленный посох, как дети иногда хворостинки крутят. – Ты, Ковадло, покуда иди к остальным, да погляди, чтоб там не вышло никакой обиды мокшанам-заручникам.
Вот тут-то Ковадлова выдержка и иссякла:
– А ты почему решил, что они уже отдались нашим родовичам? – изумленно вскинул брови Званов наперсник.
Белоконь ухмыльнулся не без самодовольства:
– Не веришь мне, старику – иди да проверь. Хочешь, заспорим на два щелчка?
– На два… – протянул Ковадло. – Ты, пожалуй, и одним-то досмерти пришибешь! Ладно уж, с тобой спорить – дураком быть!
Он повернулся, вскинул молот на плечо и неторопливо зашагал к опушке.
Глядя ему в спину, волхв тихонько сказал:
– Может, заручники еще и не отдались нашим, но иначе бы мне его не спровадить столь быстро. Ну, – он повернулся к Кудеславу, – что будешь делать?
– Думаю, нужно идти к тому мыску, где мы без челнов остались, – откликнулся Мечник. – Кикимора…
Белоконь зло мотнул головой, перебил:
– Кикиморе я теперь не верю! Чем большей ведовской силой владеет тварь, тем же и податливей она чуждой ведовской воле!
– Ладно, – легко согласился Мечник. – Пес с нею, с кикиморой.