Извращённые cердца

Его голос был грубым, мурлыканье глубоко в груди, которое я чувствовала там, где наши тела соприкасались. Даже стоя на цыпочках, я не могла дотянуться до его губ.

— Савио, — тихо позвала я. — Пожалуйста.

Мне не нужно было говорить то, что я хотела, он знал.

— Ты пожалеешь об этом.

— Возможно, — сказала я, но прямо сейчас это мне было нужно больше, чем воздух.

Наконец Савио позволил мне притянуть его к себе, и его губы прижались к моим. Я погрузилась в его вкус, в его тепло.

Я тосковала по нему, по всему его телу. Его сила и запах были опьяняющими. Его язык дразнил, гладил, ласкал. Руки удерживали меня на месте, поглаживали по спине, затем обхватили мои щеки, углубляя поцелуй еще больше.

Я была полностью в его власти. Его присутствие заставляло меня чувствовать себя защищенной, заботливой. Встав на цыпочки, я наклонилась к нему, желая быть ближе.

— Черт возьми, Джем, у тебя прекрасный вкус, — прохрипел он между восхитительными взмахами языка.

Я не могла ответить, подчиняясь тем ощущениям, которые вызвал во мне этот поцелуй. После нескольких дней холода мне стало тепло. Он опустил меня на скамью, не прекращая поцелуя, и склонился надо мной. Я прижалась к его шее, обхватила ногами его талию, когда он опустился передо мной на колени.

Зазвонили колокола, возвещая о выходе прихожан. Я замерла, и Савио вырвался из нашего поцелуя. Наши губы все еще соприкасались, когда мы тяжело дышали.

— Мы в церкви, — прошептала я в ужасе от собственного бесстыдства.

Как я могла позволить этому случиться? Нонне и папе было бы так стыдно за меня. Это был день для скорби, а не для этого. Я чувствовала, что рассыпаюсь в прах, но не знала, как это остановить.

— Эй, — сказал Савио, поглаживая меня по щеке. — Ты всегда хотела получить свой первый поцелуй в церкви. Этого не случилось, но, по крайней мере, мы заставили твой второй поцелуй сработать.

Я покачала головой, не в силах говорить под тяжестью своей вины.

Савио посерьезнел и крепко обхватил мое лицо ладонями, заставляя встретиться с ним взглядом. Его темные глаза были полны ярости и сочувствия.

— Мы живем не для мертвых. Мы живем для живых. Если поцелуй со мной поможет тебе справиться со своим горем, то никто не имеет права судить тебя, иначе я их уничтожу.

Я судорожно вздохнула, когда с моей груди свалилась тяжесть. Я медленно спустила ноги с талии Савио, но мы оставались рядом. Я пообещала себе держаться от него подальше, чтобы наказать его, но в этот момент я была непоколебимо эгоистична, потому что он был единственным, кто мог остановить меня от того, чтобы утонуть в моей печали.

🥊Савио🥊

Губы Джеммы были приоткрыты. Мои губы все еще горели от нашего поцелуя. Жаль, что я не знаю, о чем она думает.

Ее взгляд упал на мой шрам на запястье, который она начала обводить. Я подавил желание оттолкнуть ее, позволив ей сделать это. Ее брови плотно натянулись.

— Как ты продолжаешь двигаться дальше?

Я накрыл ее руку своей, успокаивая блуждающие пальцы.

— Во-первых, назло людям, пытавшимся меня убить.

Она издала тихий, грустный смешок.

— После того, как ты потерял кого-то, я имею в виду…

Я никогда не терял того, кого любил. Когда я узнал, что наш отец был убит, я почувствовал гнев за Римо, потому что он сам хотел убить этого человека, но ни капли печали. И мать тоже… Я ненавидел ее каждой клеточкой своего тела.

— Ты просто делаешь это. Ты фокусируешься не на том, что потерял, а на том, что у тебя осталось.

Она отвела взгляд.

— Я потеряла половину своей семьи. Такое чувство, что я потеряла часть себя. Что может занять их место?

— Скоро у тебя будет большая семья, Джем. Моя семья. Они не заменят того, что ты потеряла, но все равно заполнят пустоту.

Джемма повернулась ко мне.

— Ты впервые сказал, что я буду частью твоей семьи.

Я был для нее чертовым ублюдком.

— Конечно, ты будешь частью моей семьи. Ты станешь моей женой.

Она сглотнула и начала отстраняться. Я встал и помог ей подняться на ноги.

— Мы должны отправиться на кладбище. Моя семья нуждается во мне.

Я кивнул, и мы вместе вернулись в опустевшую церковь. Мы поехали на кладбище на моей машине. Когда мы прибыли, они уже опускали гробы в землю.

Диего коротко кивнул мне. Джемма вложила свою руку в мою, и я коротко сжал ее. Она не отпустила меня, даже когда мы стояли на стороне ее семьи. Слезы текли по ее лицу, и даже тогда, даже без намека на макияж, она была великолепна. Когда гроб погрузился в землю, мать Диего вырвалась из его рук и упала на колени у края ямы. Она испустила вопль, который разнесся над кладбищем — плач, который даже я почувствовал в своем черном сердце. Джемма затряслась, прижимаясь ко мне, потом тоже упала на колени рядом с матерью, крепко прижимая ее к себе. Диего застыл на месте.