Изыди (СИ)

― Ну... просто... ― пожалуй, это всё, что может ответить ефрейтор на коварный вопрос начальника штаба.

Не мог же он, в самом деле, сказать, что, поскольку отслужил уже год, подворотничок можно и не застегивать, а нарваться на начальника штаба в его планы вовсе не входило!

― Отставить, ― пресекает капитан лихорадочные попытки солдата застегнуться и начинает себя потихонечку разогревать: ― Та-а-а-к... Просто подворотничок не застегнул? А потом что?.. Не слышу, товарищ солдат...

Ефрейтор переминается с ноги на ногу, отлично зная, чем все закончится.

Мы наблюдаем за этой сценой из открытого окна второго этажа, где располагается наша первая танковая рота, предвкушая продолжение бесплатного спектакля. В роли застигнутого, но не застёгнутого мы почти все уже не раз перебывали.

― Та-а-а-к... Значит, просто подворотничок не застегнул, просто убил, просто изнасиловал... ― перечисляет начальник штаба уже привычный перечень, нагнетая по нарастающей.

Каждый последующий раз у него это выглядит иначе, чем в предыдущий, ― модуляций в запасе у капитана великое множество. В нём умер большой артист. Этот "театр одного актёра" напоминает монолог главного героя, обращённый к декорации, в качестве которой всегда оказывался кто-то из нас ― бойцов срочной службы танкового батальона.

Вволю насладившись нагловато-перепуганным видом ефрейтора, капитан меняет гнев на милость:

― Что у вас в роте по распорядку дня?

― Самоподготовка. ― Луконин, он же Лука, уже спокоен. Луконин уже снова ефрейтор, отслуживший год службы. Опасность миновала.

― Какая тема по самоподготовке?

― Международная обстановка. И ещё что-то про демократию.

― Идите и занимайтесь, и впредь не нарушайте форму одежды, если не хотите получить трое суток. И доложите замполиту, что вы пропустили урок демократии.

Замполит роты Плавчук был абсолютно невоенным человеком. Поскольку он был родом из Мариуполя, то речь его представляла собой смесь русского с южным диалектом украинского, и понять его порой было невозможно. Плавчук часто выбегал из своего кабинета, и на всю казарму раздавался его громкий возглас: "А? Что?" И после некоторой паузы всегда звучала одна и та же команда: "Рота, строиться уооот здесь!"

"Уооот здесь" означало построение на центральном проходе. Выполнять команду, не предусмотренную уставом, никто не собирался, тем более что замполиту никакое построение и не нужно было ― это ясно читалось на его задумчивом лице. Так же неожиданно, как и выбежав, Плавчук, постояв несколько секунд, забегал обратно.

Бедняга замполит! Мы относились к нему не то чтобы пренебрежительно ― так, путался под ногами. Нам было его даже жаль. Мы относились к нему, как конь к ездоку, чьей команды он не понимает и недоумённо трясёт ушами: "И кто это там сзади? Скакать мешает".

Ещё раньше, чем мы, замполита раскусили его сослуживцы-офицеры, поэтому каждые выходные ответственным по роте назначался именно Плавчук. Своим постоянным присутствием в казарме и абсолютно невоенным поведением уроженец Мариуполя превращал пропахшее солдатскими кирзачами и портянками помещение, с длинными рядами металлических коек в два яруса, во что-то родное и домашнее. И запах кирзачей сменялся тем самым ароматом из моего детства ― запахом бабкиного дома.

"Луконин, пудъём! Ну-ка, всем пудъём! Ну пудъём же!" ― будил нас Плавчук по утрам, будучи, как всегда, оставленным на присмотре за вверенным ему личным составом. Букву "в" замполит заменял буквой "у", и тогда Власов у него становился Уласоуым, а Врабий ― Урабием. Власов и Врабий деланно обижались, но коверканьем своих фамилий пользовались. "А я не Уласоу", "Я не Урабий", ― отвечали они и не вставали. И, раздосадованный, Плавчук шёл будить других.

"Да пошёл ты на..." ― отвечали ему сонный Луконин и все остальные, кого, перебегая от одного к другому, Плавчук безуспешно пытался поднять. Из числа отслуживших год и выше поднять не удавалось никого.

"Ну что значит "на"?.. Почему сразу "на"?.. Уже на заутрак пора, а уы спите!" ― возмущался замполит.

Призванный из запаса по какой-то разнарядке, Плавчук явно занимал не своё место и был как алюминиевая ложка среди столового набора, состоящего сплошь из стальных ножей и вилок. Но зато когда он попросил нас помочь ему перевезти вещи на его новую квартиру, мы вызвались все до одного. Замполит был единственным, кто нас просил, а не приказывал. Он ни разу не наказал никого из нас, сопляков в военной форме.

― Представь, Крюк, я сегодня ночью того ― уделался! Реально. Приснилось, будто я нашу медсестру... ну, сам понимаешь... ― поделился как-то Луконин со мной интимным.

Медсестра Лидочка не сходила с солдатских языков и была неизменной составляющей любого трёпа о злободневном. Какие только фантазии ни озвучивались, какие только байки про её доступность ни присутствовали в батальонном сексуальном фольклоре!