Я вышел в зал, взял подругу брюнета, а теперь уже мою, под руку. Второй рукой приобнял девушку, как будто знал её целую вечность, как будто это я пришёл сюда с ней. Но сил на поддержание знакомства уже не осталось. Элли (а именно так я стал звать её, несмотря на просьбу называть её Элеонорой) этого не заметила и была энергична. Она не вспомнила о проигравшем спутнике и не спросила про него ни слова. Мне повезло: она совершенно не обращала внимания на моё состояние. Я бормотал про своё хобби, что-то про одиночество, про то, что мой друг Борька сейчас трахает очередную жену, а я всё ещё один, и мне даже не светит. Элеонора пропустила мимо ушей про одиночество, а про хобби попросила рассказать поподробнее. Оно её зацепило, и на пятый день девушка сделала мне предложение:
- Перебирайся ко мне. У меня трёшка в центре. И есть деньги. Моему бывшему мужу пришлось раскошелиться на хорошие отступные. Пиши в своё удовольствие ― я выделю тебе целую комнату под кабинет. Соглашайся! Я идеальная жена.
Предложение Элли было, как два в одном.
- Только не сочти, что я доступная. Я требовательная, - уточнила она.
- Я подумаю, - ответил я и думал три или четыре месяца. Наверное, всё-таки четыре - до начала мая, когда положительные температуры стали устойчивы.
Желание вырваться на свободу обостряется исключительно после окончания зимних вьюг, когда распускаются цветы и раздеваются женщины. На слух "Элли" звучало почти как "Нелли", и это созвучие показалось заслуживающим мужского интереса, почти кармическим. Элли оказалась полной противоположностью Нелли, и именно поэтому была нужна мне. Я рассчитывал, что она хотя бы на время станет моей Музой, и мой Пегасик снова оживится и наржёт что-нибудь на ухо.
Четыре месяца я кувыркался с Элли, как акробат на батуте, как дельфин в родной стихии. Крепко сбитая, с любимым размером Бориса, Элли удовлетворяла все мои прихоти и желания. Я называл её "моим маленьким бегемотиком", а бегемоты, как известно, раскрепощаются только в родной среде. Такая среда у неё имелась: ванная комната была как ещё одна в дополнении к имевшимся трём. В ней она расположила огромное джакузи глубиной в полтора метра, со струями из многочисленных отверстий.
- Ты хочешь в ванной? - игриво уточняла Элли.
- Хочу в воде, - отвечал я в тон и открывал кран, чтобы заполнить ёмкость предстоящего ложа любви.
Пока вода наполняла джакузи, я успевал сделать задуманное, отмечая про себя действие закона Архимеда. И сочувствовал бегемотам.
- Ты любишь передачу "В мире животных"? - поинтересовалась Элли.
- Да, а что?
- Интересно, как этим занимаются бегемоты?
Тайна бегемотьего секса была раскрыта сразу же, как только джакузи заполнилась до краёв.
В реализации инстинкта создания себе подобных бегемоту мешает вес, и он увлекает подружку как можно глубже, тем самым спасаясь от воздействия атмосферного столба. На глубине инстинкт реализуется без гравитационных проблем, эффект соскальзывания теряет свою физическую сущность. На глубине бегемот, как в невесомости. Проверено.
Условия Элли оказались простыми: надо было всего лишь согласиться жить с ней, спать с ней и слушать её бесконечные разговоры обо всём. Поговорить она любила. До такой степени, что могла часами трепаться на любые темы: от цен на колготки и недвижимость в Испании до вопросов мироздания и электронного коллайдера в Европе. Она рассказывала о своём бывшем муже, который хотя и был пакостник, но деньги давал, о том, какая погода будет завтра утром, послезавтра вечером, на предстоящей неделе и в следующем месяце... Чтобы выполнять все эти условия, пришлось бы отказаться от своего замысла оставить след в истории. За разговорами о погоде и о колготках времени на замысел не оставалось. За четыре месяца жизни с Элеонорой я не написал ни одной строчки. На образе "маленького бегемотика", как я её называл, мои усилия по подбору синонимов обрывались, и у меня появилось чувство собственной неудовлетворенности. Не знаю, как бы писалось с Алиной или Нелли, возобнови я отношения с обеими или хотя бы с одной, но возвратиться уже было нельзя ни к той, ни к другой. Обе реки поменяли свои русла, а я даже не мог и приблизиться к ним - не то что войти. Всё, что мне оставалось, - вспомнить рыжую Наташку из детства, на которую Элли оказалась удивительно похожа. Та же знакомая опытность взрослой женщины и такая же уверенность в том, что все мужчины с превеликим желанием согласятся на любое её предложение. Как и Наташка, Элли смешно шмыгала носом.
Я не нуждался в её умении в постели и в джакузи, а также в её квартире с отдельным кабинетом ― я не нашёл в этой женщине ничего идеального и недоступного. А кровать у Элли была такой огромной, что пугала именно размерами, и я так и не смог избавиться от ощущения, что её хозяйка однажды утащит меня под неё и зацелует в присос. Трёхкомнатная квартира могла бы устроить разве что Бориса. Но и того бы выгнали за болтливость - большую, чем у самой хозяйки. Я бы его тоже турнул и был бы гадом, не нашедшим терпения для своего лучшего друга.
Глава десятая
Юриспруденция, однако