К чужому берегу. Предчувствие.

Я даже хлопнула в ладоши, чтобы привести его в чувство.

— Вы поняли хоть слово из того, что я говорила, сударь?

Клавьер смотрел на меня довольно озадаченно.

— Веронике и Изабелле дю Шатлэ, — повторил он с каким-то странным удивлением. — Это ваши дочери?

— Да.

— Они что — близнецы? Талейран однажды говорил мне, что это так, но я как-то пропустил это мимо ушей.

Я возмутилась тем, что такой негодяй еще ведет беседы о моих детях с Талейраном. И Талейран хорош! Неужели нет иной темы для разговоров с этим финансовым аферистом?

— Близнецы они или нет — это не имеет никакого значения, — отрезала я, едва сдерживаясь. — Мне нужно, чтобы вы помогли нашему семейству заполучить старые французские ливры, которые им принадлежат. За это я готова помочь вам в ваших делах с Бонапартом. Вы ведь нуждаетесь в паспорте? Я попытаюсь сделать для вас то, что не удалось Жозефине.

При упоминании Бонапарта к банкиру мгновенно вернулась ясность ума, в глазах зажегся хищнический блеск, смешанный с надеждой.

— Да нет, до окончания итальянской кампании он явно не отпустит меня за границу. Я ему нужен. Однако…

Он хлопнул себя по лбу:

— Черт возьми! Я и не думал, что ваши отношения с корсиканцем зашли так далеко.

— Никуда они не зашли, — парировала я холодно.

— Ну, так зайдут. Что за позор, что за проклятье! Лучшие дамы страны готовы улечься в постель с выскочкой, у которого рост от горшка два вершка, жидкие волосы и грудь как у цыпленка… Куда только катится Франция?!

— Прекратите фантазировать, — прервала я его не без гнева. — Во-первых, в своей ненависти вы забываете о больших победах этого цыпленка. Во-вторых, вам ничего не известно о моих планах, и не приписывайте мне распутство, которое разглядели в своей Терезе.

— Ах, ну да, ну да… Победы! В них все дело!

Заложив пальцы в карманы брюк, Клавьер прошелся взад-вперед по ротонде, явно не в силах скрыть досаду. Или ревность? Уже во второй раз я замечала в нем это необъяснимое чувство — то чувство, которое испытывала и сама, когда он начинал говорить о своей дочери от Терезы Кабаррюс.

— Так вот, моя прелесть, — сказал он решительно, поворачиваясь ко мне, — я, разумеется, принимаю ваше предложение, потому что оно выгодно для меня и потому что я допускаю, что вы вполне способны добиться кое-чего от гражданина первого консула. Не то чтобы он слушался женщин, но иногда ему случается совершать из-за них сумасбродства. Говорят, в Тулоне из-за прихоти какой-то красотки он уничтожил целый взвод солдат[50]. Но я должен предупредить вас, что это обойдется вам дорого. Он не из тех, кто довольствуется малым. Ясное дело, я не особо беспокоюсь о вас самой…

— А о чем же вы беспокоитесь, в конце концов? — спросила я с сарказмом.

— Да вот, представьте, мне просто чертовски неприятно, что Франция стелется под ноги такому, в сущности, жалкому человеку. И первыми позволяют себя топтать женщины. Если он еще не сделал вас своей любовницей, то сделает через пару дней, и не потому, что вы так неотразимы, а потому, что он в жизни еще не пробовал, какова на вкус знатная красавица чуть ли не королевских кровей, и попробовать ее — тайное желание этого паяца!

— Вы с ним в этом схожи! — съязвила я. — Так что не сердитесь на генерала за это!

Клавьер на миг запнулся, услышав мою реплику. Потом ядовито осведомился:

— Может, вы надеетесь, что его остановит ваше с ним обнаружившееся родство? Этот солдафон плевать хотел на такие мелочи. По слухам, он пару раз спал даже с Полиной, своей родной сестрой.

— Я не Полина, сударь.

— Да, Полина — глупая гусыня, ходячая похоть, сумасшедшая матка. Но его отношение к своей падчерице? Разве не вызывает оно вопросы, хотя Гортензия — сущая скромница?

Я была несколько ошеломлена подобными сведениями, но не желала показать этого. Мне даже казалось, Клавьер лжет. О первом консуле его враги нарочно могут распускать такие слухи. Бонапарт, конечно, не подарок, я сама уже имела возможность испытать на себе его бешеный нрав, но он умен и знает границы. Иначе Франция не подчинилась бы ему… разве не так?

— Ничего подобного я в семье Бонапартов не замечала.

— Или не хотели замечать. Ведь вы, принцесса и друг Бурбонов, страстно жаждете его милости? Обещаю, она ляжет на вас тяжелым ярмом. Он, вполне возможно, даст вам многое, потому что приманить к себе аристократку — все равно что медом облить его честолюбие, но вы дорого заплатите ему за каждое благодеяние. Об остатках своего доброго имени и репутации можете забыть в первую очередь, потому что о своей победе над вами он растрезвонит первым. Обсудит ее с Жозефиной, и они вместе посмеются. Это дорогого стоит — сломать знатную даму!..

Пожав плечами, он заключил:

— Хотите — верьте, хотите — нет, но от Жозефины я знаю много подробностей его похождений. Как только его похоть остывает, он рассказывает ей о каждой комедиантке, которую поимел. Принцесс в его списке, правда, пока не было…