К чужому берегу. Предчувствие.

Жозефина, конечно, оскорбилась этой шуткой. Подобные колкие замечания были привычны для ее супруга, но услышать их сейчас, после того, как мне был высказан вполне открытый комплимент, показалось ей слишком обидным. У нее задрожали губы, и слезы выступили на глазах.

Генерала, впрочем, это развеселило еще больше.

— Чего ты дуешься, Жозефина? Может, переживаешь, что для графини Эскарбаньяс не найдется кавалера? Не беспокойся! — Он бросил взгляд на генерала Мармона, сидевшего по правую руку от него: — Вот тебе кавалер, будешь ходить с ним в паре, сколько пожелаешь!

Эта сцена, на мой взгляд, выглядела отвратительно. Жозефина, которую муж при всех столько раз сравнивал с комическим персонажем, жестоко страдала и лишь сильнейшим усилием сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Ее страдания, кажется, тронули генерала, но он явно не мог найти слов, чтобы исправить положение, да и вообще, чем больше он говорил, тем хуже становилась ситуация. Явно разозлившись от этого, он в два счета расправился с жарким, залпом осушил бокал шамбертена и отшвырнул салфетку:

— Мы хотели играть в барры[55]? Чего же мы ждем? Бурьенн, строй нашу команду!

Сбросив гвардейский сюртук и разувшись, он спустя несколько минут уже носился в игре по лужайке, как щенок. Гости присоединились к нему. Девушки визжа убегали не только от преследователей в игре, но и от генеральской газели, которая тоже принимала участие в баррах, налетала на них и отрывала копытами от их платьев целые куски муслина. Бонапарт был азартен, как итальянец, играл до самозабвения, и все, кто хотел ему понравиться, по-видимому, должны были отдаваться игре с не меньшим усердием. По слухам, в военной школе в Бриенне он устроил такое сражение в снежки с одноклассниками, что в городе вспоминали об этом и спустя несколько лет.

Молоденькая Полина Бонапарт рядом со мной недовольно наморщила белоснежный носик.

— Что за дурачество? Дались ему эти барры. Не люблю их! — Она кивнула подбородком в сторону своей невестки: — Она тоже не играет. И то единственное, в чем мы с ней сходимся!

Я внимательно посмотрела на Полину, невольно вспоминая то, что говорил мне о ней Клавьер. Гм, она солидарна с Жозефиной? Но Жозефина намного старше, а такой юной особе можно было бы и составить компанию брату. Однако в Полине, несмотря на красоту и хрупкость, не чувствовалось юности и живости, — только лень и даже какая-то скрытая болезненность.

Она обратила свой взор на меня:

— А вы тоже не любите эту беготню?

«Почему же, — подумала я. — Будь тут мои близняшки, я бы охотно побегала. Да и вообще… я люблю играть в волан… и в серсо…» Однако нынче я была не на лужайке перед своей куропаточной гостиной в Белых Липах и резвиться с Бонапартами мне совсем не хотелось.

— Беготня не добавляет достоинства, — лицемерно сказала я вслух. — Женщина должна быть царственной.

Полина самодовольно кивнула. Ей явно понравилась моя фраза.

— Да, именно так. Я всегда это знала.

Чтобы отвязаться от нее, я направилась к ручью. Он кишел зеркальными карпами, и несколько дам здесь удили рыбу, смеясь и взвизгивая, когда добыча повисала на удочке. Слуга почтительно принимал у женщин улов, чтобы отнести на кухню, зажарить и подать позже, когда в гостиной будут накрыт стол и начнется бильярдная партия. Я уже подумывала и себе взять удочку — надо же было скоротать как-то время. Но тут мимо меня вихрем пронеслась мальмезонская косуля, а спустя миг я была настигнута самим первым консулом — потным, раскрасневшимся, с глазами, полными огня и азарта.

— Что вы тут скучаете? Я хотел сказать, что доволен вами!

Прежде чем я успела что-то произнести, Бонапарт схватил меня за обе руки, увлек к мостику и, остановившись в отдалении от прочих игроков, потянул за ухо так, что я вскрикнула от боли. Боже, не выдрал ли он у меня из уха сережку?…

— Ваше поведение мне нравится. Ваш муж постоянно злит меня, но вы — выше всяких похвал.

От генерала исходила атмосфера наглости, агрессии, удали. Он, с его античным, будто высеченным на камее лицом, как никогда сейчас напоминал мне римских цезарей — бесцеремонных и беспощадных. Я и раньше наблюдала, что именно так он и обращается со своими любимцами — дерет за уши, треплет за щеки (во время вчерашнего вечера в салоне он, запустив руку в шевелюру своего адъютанта Жюно, так потянул его за волосы, что у того вскрылась рана на голове и выступила кровь). Но я не ожидала, что генерал так скоро рискнет вести себя со мной подобным же образом, кроме того, от упоминания об Александре мне на миг стало страшно.

— Мой муж упрям, — признала я, — но он человек чести.

— Сейчас не об этом. Вы-то сделали правильный выбор, и это меня радует. Не встречайтесь только со всякими проходимцами, и я буду абсолютно доволен!

— С проходимцами? О ком вы говорите, генерал?

— А разве не пытался уже Клавьер протоптать к вам тропинку? Берегитесь его! Это подлец, каких мало.

— Он ваш главный поставщик! — вырвалось у меня с изумлением.