— Завтра или послезавтра? — повторил Сейнтаво уродливым тоном. — Что ж, милорд, что бы ни чувствовал или не чувствовал епископ Меркил — при условии, что его состояние здоровья не… повлияло на его душевное состояние — я категорически отвергаю вашу «логику»! Мы — Божьи воины. Мы обязаны ему нашими жизнями — и нашими смертями, если до этого дойдет, — и Он ожидает, что мы будем продолжать сражаться за Его дело, веря, что в день битвы Он будет нашей крепостью и нашим убежищем. Вы не отступите, мой господин!
— Ваше высокопреосвященство, я мог бы указать, что, несмотря на весь ваш высокий церковный ранг, не вы являетесь моим интендантом, а епископ Меркил. Поэтому сомневаюсь, есть ли у вас полномочия отменить мои намерения, если он их одобрил.
— Что бы вы ни думали о моей власти, милорд, я не согласен. — Сейнтаво заметно дрожал от силы своего гнева. — И хотя официально я могу быть «всего лишь» интендантом архиепископа воинствующего Густива, я также являюсь личным представителем великого инквизитора. Готовы ли вы сказать ему, что у меня нет «полномочий», чтобы отменить ваше трусливое намерение убежать от врагов Бога?
Его тон был язвительным, взгляд презрительным, но граф только пожал плечами.
— Я ожидал, что вы можете… не согласиться с моим анализом, ваше преосвященство, — сказал он тем же спокойным, почти разговорным тоном, — поэтому принял меры предосторожности и сообщил о своих намерениях викарию Аллейну.
— Ты это сделал? — спросил Сейнтаво совсем другим тоном, явно ошеломленный разумно звучащим ответом Рейнбоу-Уотерса.
— Действительно, я это сделал, — ответил Рейнбоу-Уотерс. — И получил его ответ по семафору незадолго до захода солнца. К моему некоторому удивлению, в личном шифре генерал-капитана был второй ответ, адресованный архиепископу воинствующему Густиву. Викарий Аллейн был достаточно встревожен… радикальным характером моих намерений, и он хотел как можно яснее изложить архиепископу воинствующему свое собственное мнение и мнение своих коллег о них.
Он извлек единственный лист бумаги из папки на своем столе и протянул его Уолкиру. Архиепископ воинствующий, казалось, не особенно стремился принять его, но принял. Затем он развернул его и медленно прочитал. Его лицо ничего не выражало, когда он дошел до конца, затем внимательно и еще медленнее перечитал его. Он поднял глаза и очень аккуратно и тщательно сложил послание. Сейнтаво властно протянул к нему руку, но Уолкир, казалось, не заметил этого, глядя через стол на Рейнбоу-Уотерса, который посмотрел на него в ответ, приподняв бровь.
— Могу я спросить, согласны ли вы с инструкциями капитан-генерала, ваше преосвященство?
— Да, — ответил Уолкир. В его голосе было что-то странное, сочетание трепета и чего-то еще, что-то почти похожее… облегчение. — Да, согласен, милорд.
— Очень хорошо, — сказал граф. Сейнтаво переводил взгляд с одного на другого, все еще протягивая руку за посланием викария Аллейна, а Рейнбоу-Уотерс взял маленький колокольчик на углу своего стола и позвонил в него один раз.
Сладкий, музыкальный звук казался совершенно неуместным на фоне артиллерии еретиков, но он был удивительно четким и резким. На мгновение он повис в воздухе, затем дверь кабинета открылась, и вошел барон Уинд-Сонг в сопровождении полувзвода пехоты в форме императорских копий, харчонгской военной полиции.
— Да, милорд? — спросил барон, и граф грациозно махнул рукой в сторону Сейнтаво.
— Арестуйте его, — сказал он.
VIII
— Да, ваше преосвященство? — сказал младший священник, входя в кабинет Уиллима Рейно в ответ на сигнал архиепископа.
— Мы слышали что-нибудь от отца Аллейна сегодня утром?
— Нет, ваше преосвященство. — Младший священник покачал головой. — Вы ожидали от него отчета или сообщения?
— Я ожидал увидеть его здесь, в моем кабинете, двадцать минут назад. — Рейно выглядел менее чем удивленным. Архиепископ всегда начинал свои дни рано; учитывая нынешнюю ситуацию, он привык начинать их задолго до рассвета, и все его старшие подчиненные научились делать то же самое. — Пошлите кого-нибудь узнать, что его задержало. И почему он не сказал мне, что задержится!
— Немедленно, ваше преосвященство.
Младший священник поклонился и исчез, а Рейно поднялся со стула и протопал к окну своего углового кабинета. В отличие от помещения, предоставленного викариям, его офис не мог похвастаться ни одной из мистически меняющихся сцен леса, леса или горы. Однако у него был отличный вид через площадь Мучеников на гавань, и он стоял, сцепив руки за спиной, сердито глядя на пейзаж.
Аллейну Уинчистейру лучше бы иметь чертовски вескую причину для своего опоздания — и еще более вескую причину из-за того, что он не предупредил Рейно о своем опоздании! Было более чем достаточно, чтобы один из его самых высокопоставленных заместителей внезапно решил, что у него есть дела поважнее, чем вводить его в курс последних злодеяний «кулака Кау-юнга».
Архиепископ прорычал проклятие.