К истокам кровавой реки (СИ)

Несколько огненных залпов дали ей ответ на этот вопрос. Летящие с огромной скоростью круглые снаряды врезались в ряды выворотней, легко разрывая тела в кровавые клочья. Войско дрогнуло, а еще через пару залпов выжившие ударились в паническое бегство. Похоже, они даже не успели выпустить ни одной стрелы.

Нура отвернулась. Она не была неженкой, людей и выворотней — порождений человеческих женщин — не считала высшими существами, и все же ей не хотелось смотреть на бойню, которая наверняка начнется сейчас.

— Они так и будут стоять там лагерем? — задумчиво отмерцал Норбан. — Припасы в городе есть и…

— Нет, они не будут стоять там лагерем. Посмотри внимательно, ты зоркий.

Тот широко распахнул надглаза и охнул, шатнувшись назад:

— Точно! Колеса…

— Они подъедут ближе, — Нура помолчала. — Я бы на их месте сделала именно так.

Норбан стукнул крыльями по мостовой, как полой плаща, и развернулся.

— Жди здесь. Я в старую оружейную.

— Я с тобой. Тоже выберу себе лук.

— Не валяй дурака, Нура.

— Я женщина, Норбан, и валять могу только дуру, — ответила Нура с усмешкой. Ему ли, соседу и старому другу детства, не помнить, что она всегда была пацанкой, принимала участие во всех мальчишеских играх, не любила наряжаться и сейчас единственное свое украшение — нитку жемчужных бус — носила только потому, что это был подарок жениха на обручение?

 

Повозки ползли медленно. Нура смотрела издали с досадой. Теперь, когда они потеряли время, оставалось только ждать, пока передвижной лагерь не подберется к городу на расстояние перелета. Открытое пространство отнимало преимущество внезапности, а больше преимуществ не оставалось.

Все происходящее казалось нереальным, кошмарным сном. Ведь еще вчера вечером все было как обычно, как могло одно утро перевернуть мирную жизнь?

— Наши родные, — сказала Нура тихо.

— А? — не понял Норбан, который все это время приглядывался к повозкам.

— Погибшие в поселке. Они не погребены, как положено. Они не вернутся к матери-Луне.

— Ну, мать-Луна разберется, — Норбан еще пытался шутить. — Я думаю, все не так, ты же знаешь, я атеист.

— А оружие? Откуда люди взяли то оружие?

— Они крупно пожалеют, ты знаешь, что когда-то и мы обладали таким знанием, и что именно оно привело…

— А говорил, атеист.

— Так это не религия, это история.

— История… Я думаю, это утешительная сказочка для детей. Если мы обладали знанием, зачем мы от него отказались? Сейчас дали бы отпор!

— Только не говори, что ты сайенистка**, — заметил Норбан с легким презрением. Эта незначительная группа шернов, считавшая, что точные науки необходимо изучать вновь, хотя бы частично, не пользовалась в обществе авторитетом.

— Я просто пытаюсь здраво рассуждать. Если они возьмут город?

— Они не возьмут.

— А если?

— Ну, тогда… — Норбан задумался, видимо, он это просто не представлял.

— А если они со своим огненным оружием пойдут на другие города?

— Тогда… — Норбан разозлился, — да пусть пройдут! Пусть пройдут всю равнину и упрутся в горы! Ты знаешь, чтобы проникнуть внутрь горного кольца, нужно разрушить его, а тот, кто это сделает, уничтожит весь воздух на Луне! Это превратит их победу в мыльный пузырь!

— Вам, мужикам, лишь бы погибнуть красиво, — сказала Нура, мерцая дрожащими оттенками.

— Не плачь, — он смутился. — Я не то хотел сказать.

— Я не из-за себя…

— Я понимаю, — он присел рядом. — Нура, мне жаль, раз они пришли из-за моря, значит, гарнизоны уничтожены. Мне жаль.

Нура улыбнулась, задумчиво, будто прислушиваясь к далекой, слышной только ей мелодии.

— О нет, — мягко возразила она. — Авий живой. Я чувствую.

 

Барабаны, призывающие к выступлению, забили около полудня. Вдали сгущались тучи, и даже на таком расстоянии от них ощущался холод.

— Останься в городе, — попросил Норбан.

— Нет, — Нура, стоя рядом с ним на стене, оглядывала вражеские отряды. Все минуты слабости были забыты. Теперь она будет сражаться наравне с мужчинами и сделает все, что может.

Люди. Никогда прежде она не видела их в таком количестве. Все на одно лицо, безобразные низшие существа. Хотя… Стоп.

— Гляди, — указала она Норбану. — Вон там у центрального орудия, видишь?

— Мать-Луна, — охнул тот. — Это что за великан?

Во главе людской армии стоял воин чуть ли не в два раза выше остальных. Дальнозоркими надглазами Нура видела, как отдавал команды своим подчиненным. Если человеки лишатся своего вожака, об исходе битвы еще можно будет поспорить!

— На него, это главарь, — сказала Нура. Норбан кивнул и сжал ее руку.

— Нура, я хотел сказать… Если бы ты не была просватана, то… Дурак я был, что раньше не собрался.

— Тихо. Слышишь? Пора.

— Во-о-здух! — раздался гортанный низкий окрик.

 

Этот полет был непохож на прежние. Не было радости, свободы, упоения высотой. Не было счастья от близости облаков и расширившегося горизонта. Только ветер сурово бил в лицо. И все же в этот последний свой полет Нура остро почувствовала, как же сильно она любит родную землю — эту печальную равнину, бледное небо, долгие морозные ночи.