К истокам кровавой реки (СИ)

Собор практически опустел. Прихожане разошлись по своим дневным делам, лишь где-то в углах задержались поболтать старики, которые уже не могли выполнять тяжелую работу и поэтому не торопились. Первосвященник по длинным коридорам прошел в свои покои. У входа на галерею дежурил монашек-белец (в отличие от чернецов, которых теперь практически не осталось, ему не надо было переселяться в Полярную страну). Монашек дремал, ибо воздух в помещении уже накалился и жара не располагала к бодрости. Чтобы не заснуть, он бормотал слова псалмов, а так же занимался важным и нужным делом — крутил восьмерки сложенными большими пальцами рук.

Вскоре тишину нарушили раздававшиеся издалека звуки шагов. Топот приближался, эхом отражаясь от стен. Несколько человек маршировали по длинному коридору, чеканя шаг, будто на воинских учениях.

Монашек подобрался, прислушиваясь к приближающемуся шуму. Вскоре дверь распахнулась, в приемную вошел небольшой отряд солдат, их предводитель — статный человек с щегольской завитой бородкой на молодом лице — стянул с головы парадный посеребренный шлем, откинул с плеч алый плащ-палудаментум*, и, кивком указав на дверь, спросил:

— У себя?

Монашек молча наклонил голову, отсохранив на лице замкнуто-брюзгливое выражение. Он искренне считал, что, как особа духовная, был несомненно выше мирян, пусть даже генерала армии Теплых прудов и всего Северного континента.

Предводитель сделал своим воинам знак ожидать его в приемной (отчего монах слегка приуныл — в присутствии посторонних не подремлешь) и вошел в кабинет.

 

Севин, разбиравший какие-то бумаги, поднял голову навстречу вошедшему.

— Нико…

— Приветствую ваше высочество! Разрешите доложить?

— Давай без официоза, Никодар. Давно приехал? Как мать?

— Мать еще не видел. Приехал вчера вечером, ветер принес нас к Перешейку, заночевали в поселке, сегодня чуть снег стаял — сюда. Вот доклад, дядя, — Никодар, верховный военачальник Северного континента и племянник первосвященника Севина положил на стол подготовленную кипу листов.

Понтифик, глянув на бумагу и оценив толщину пачки, покачал головой:

— Нет времени, племянник. Расскажи основное вкратце.

— Да хоть проглядите! Я полночи над душой у переписчика стоял.

— Я потом прочитаю подробно, а сейчас извини — времени нет. Он полночи переписывал, значит, мне читать полдня, а до грозы надо на ревизию успеть. Чувствую, дурят меня тут кой-какие собаки… Прибыль занижают.

— Солдаты нужны? — деловито спросил Никодар.

— Храмовая стража управится. Что с поселениями, Нико? В двух словах.

— В двух словах, — генерал положил шлем на стол и сам опустился на скамью напротив первосвященника, — в двух словах… Без перемен — вот и все.

— Совсем? Столько лет?

— Ну, жизнь-то у них насыщенная и бурная, — Никодар удобно поднял ноги в щегольских кожаных сапогах на стул впереди, делая вид, что не замечает укоризненного взгляда дяди. — А для нас все так же. Они по-прежнему отчаянно нуждаются в боеприпасах и людях. Производство оружия у себя наладили, но полностью их потребностей это не покрывает, им нужны мастера и охранники. Шерны постоянно устраивают партизанские вылазки и треплют поселки, похищают женщин. Тяжелее всего тем, кто у самых гор, но и на равнинах расслабляться не приходится. Там у шернов такие ходы… не просто подземелья, в некоторые мы спускались, дядя — внутри ступени, стены выложены мрамором, где-то плитка обвалилась от старости. Пол в тоннелях неровный и покрыт ржавчиной. Людей там охватывает ужас, знаете, этот ужас перед шернами, который в крови.

Севин кивнул, зябко поежившись.

— И еще как-то запредельный страх, будто там полно призраков минувшего, — продолжал Никодар. — Мы не рискуем проходить далеко, к тому же шерны могут устраивать засады. Несколько раз подстерегали их при выходе и обстреливали, но это капля в море, для дежурств нужны люди. А их не хватает. Да и выворотни расплодились, шерны выпускают их отряды против поселенцев.

— Выросла смена, — пробурчал Севин.

— Выросла, — согласился генерал. — Молодые совсем, пацаны еще. Только что ростом здоровенные. В их возрасте наши дети в догонялки играют.

— Выворотни не дети, — сурово сказал понтифик. — Это злобные твари, противные светлым земным духам и самой человеческой природе. Уж ты должен это знать, Нико.

— Здесь легко об этом судить. Там понимаешь, что это дети похищенных колонисток. При мне был случай, когда орда выворотней напала на один из поселков. В бою отличился один из застрельщиков, у него кончились патроны, и он крошил выворотней мечом — богатырь был. Положил чуть не с четверть нападавших солдат. Ну это они ростом были с солдат, а по возрасту, как я уже говорил — мальчишки безусые. В общем, сражение выиграли, спохватились — а где герой? А он в сарае висит.

— Как висит? — не понял Севин (смерть через повешенье на Луне не считалась за казнь из-за гуманности).