В зоне вулканической деятельности провели тщательные вулканологические исследования, многие горы были впервые покорены. О почти идеально круглом кратере вулкана Ньирагонго (впервые его посетил в 1894 году граф Гётцен, во время извержения вулкана, теперь же он был «совершенно мирным») герцог Мекленбургский писал следующее: «Внутренние стенки кратера совершенно отвесны, а в центральной части плоского лавового дна образовались два расположенных рядом жерла вулкана, выглядевших подобно сплющенной огромной «восьмерке»… Диаметр кратера равен 1251 метру, его глубина — 155, а диаметр обоих вулканических жерл равен соответственно 336 и 453 метрам. Вид этого огромного жерла грандиозен!»
Когда Майер в 1911 году поднялся на вершину этого вулкана, из одного из жерл вылетали, «слегка шипя, облака водяного пара», а в 1918 году «оба жерла в кальдере[107]
соединились в одно после неоднократных извержений».В 1924–1926 годах вулканическая деятельность здесь совсем прекратилась, а некогда кипевшая масса расплавленной породы застыла, образовав нижнюю платформу. Но в последующие десятилетия гигантский вулкан вновь проснулся, зажил новой опасной для людей жизнью: выбрасывал фонтаны газа с температурой 900 °C, а потом, примерно на глубине 200 метров, под внутренней платформой, образовал новое кипящее лавовое озеро площадью 40000 квадратных метров. Местные жители считали, что гора эта — «вазиму», то есть заколдованная, поскольку в ней, по их представлениям, жил Гонго — старший из всех духов. Ньямлагира и Микено считались сыновьями великого Гонго, но Микено прогнал его, «потому что он принес огонь и уничтожил всю имевшуюся на горе воду».
В ноябре 1907 года члены экспедиции герцога Мекленбургского были свидетелями выбросов водяных паров из плоского щитового вулкана Ньямлагира, обладающего мягкими очертаниями склонов и огромным, почти два километра в диаметре, кратером, который образовался некогда в результате взрыва. Когда в 1894 году граф Гётцен и Керстинг обнаружили этот вулкан, на юго-восток от него стекал грандиозный лавовый поток длиной 25 километров.
Однако впоследствии при извержениях, повторявшихся каждые два-три года, вулкан выбрасывал из своего жерла только водяные пары и газы, правда, в гигантских количествах. Свидетелем такого крупного извержения был геолог Эгон Кирхштейн; в ноябре 1907 года он записал: «Под яростный рев и содрогания, которые напоминали то усиливающееся, то ослабевающее гудение невидимого гигантского горна, в кратере беспрестанно возникали белые облака пара, наподобие огромных кочанов цветной капусты, и они собирались у нас над головами в одно мощное, расширяющееся кверху подобно вееру облако… Вдруг из жерла вылетел широкий раскаленный фонтан, за ним — второй, третий… Словно гигант усердно выкидывал из глубин кратера бессчетное число ведер с раскаленным шлаком. Тут же из облака дождем посыпались мелкие обломки лавы, выброшенной при извержении». Это облако, формой напоминавшее пинию, достигло 9 километров в высоту и 19 в ширину.
Когда 5 декабря 1907 года этот ученый спустился в кратер действующего вулкана, он и его спутники-африканцы едва избежали гибели: сильный подземный гул возвестил о приближавшемся извержении. К счастью, им удалось вовремя покинуть кратер.
Другой член той же экспедиции впервые покорил куполовидный вулкан гавайского типа Сабипио высотой 3674 метра, его купол оказался образован весьма вязкой лавой, которая растекалась «подобно тугому тесту».
Подняться на вулкан Микено, форма которого напоминала сахарную голову, не удалось: туман, снегопады и заряды града почти
А 26 февраля 1908 года еще худшая погода стала причиной настоящей трагедии: когда отряд шел через кратер Бранка уже после покорения горделивой снежной вершины Карисимби, самого высокого из вулканов Вирунга, неожиданно резко похолодало и разразился невиданный буран. Некоторых людей, оставшихся в трясине кратера, все же удалось довести до спасительного костра, разожженного у края кратера, но ввиду полного изнеможения и наступившей темноты пришлось оставить попытки спасти остальных. Утром взорам живых открылась ужасная картина: «Лишь немногие из этих несчастных, в том числе предводитель моих носильщиков Салим, выказывали еще признаки жизни; их и удалось спасти. Остальные — всего двадцать человек, то есть примерно половина моего каравана, — лежали в снегу, замерев навеки. Замерзнуть под солнцем тропиков! Черты их лиц искажены от предсмертных мук. Страшное зрелище для всех нас, тех, кто опоздал придти к пим на помощь», — писал Кирхштейн.