К истории русского футуризма

Будетляне чувствовали, что расшвырять тлетворных Сологубов и Мережковских, чахлых Кузминых, Гумилёвых и Пястов – эти полутрупы (по выражению Хлебникова) – скорей работа ассенизаторов.

Пробиться сквозь гнилую муть и туман мещанского искусства, дать образцы по-новому звучащих, бодрых и резких речей, – конечно, большая победа, но далеко ещё не всё.

Нас ждали более серьёзные задачи.

Великие события вскоре поставили вопрос – сумеем ли мы не только разгонять нечисть и выкорчевывать пни, но и запеть высокие песни строителей на завоёванном поле.

Сможет ли бурливая река не только опрокидывать ветхие постройки, но и вращать турбины на потребу обновлённой жизни.

В ногу с эпохой (Футуристы и Октябрь) *

Будетляне начали свое наступление в 1911-12 – в годы нового подъема освободительной борьбы пролетариата. Кубофутуристы слышали шаги эпохи, чувствовали время, ждали социальных потрясений. Еще в 1912, в «Пощечине общественному вкусу», В. Хлебников, давая сводку годов разрушения великих империй, доходит и до 1917. Оставшиеся одному ему известными вычисления и, главное, чувство конца дают ему возможность точно обозначить время катастрофы.

В следующем, 1913 году, на страницах сборника «Союз молодежи» Хлебников еще более конкретно говорит:

Не следует ли ждать в 1917 году
падения государства?¹

А в 1914 Маяковский в поэме «Тринадцатый апостол», переделанной царской цензурой в «Облако в штанах», видит

идущего через горы времени, которого не видит никто.

Где глаз людей обрывается куцый –
главой голодных орд,
в терновом венце революций
грядет шестнадцатый год²

.

И объявляет –

А я у вас его предтеча.

Также верил в неминуемый переворот и Василий Каменский:

– Я ни на минуту не переставал интересоваться ростом политического движения, ни на минуту не забывал своей активной работы в 1905 году, ни на минуту не остывал в своей вере в революцию³.

Ничего неожиданного и мистического в этих предчувствиях не было. Фронт борьбы будетлян за новое искусство с самого начала оказался одним из участков общего натиска общественных сил на твердыни самодержавия, на помещичье-капиталистическое государство со всеми его надстройками, с его религией и искусством⁴.

Мы объявили войну толстозадой скульптуре, льстившей увенчанным «всехдавишам», слащавой живописи и литературе, претворявшим рыхлые краснорожие куски мяса Тит Пудычей и их «супружниц» в бельведерских Митрофанов и королев Ортруд.

Оберточной и обойной бумагой наших первых сборников, книжек и деклараций мы пошли в атаку на пышное безвкусие мещанского верже в сусально-золотых переплетах с начинкой из тихих мальчиков, томнобольных жемчугов и запойных лилий⁵.

Через ограды усыпальниц толстых журналов, через кордоны академий, опрокидывая витрины институтов красоты, под охранительный свист банковско-желтой прессы мы вышли на эстраду к живой и ищущей отдушин аудитории. Мы сознательно связывали наши анти-эстетские «пощечины» с борьбой за разрушение питательной среды, взрастившей оранжереи акмеизма, аполлонизма, арцыбашевской и кузминской порнографии. Пусть мы только срывали флаги и эмблемы с разжиревшего особняка лабазников. Все равно это было оскорблением, мятежом. Так и расценивала нашу взрывную работу полицейщина. Желтая печать травила нас, не гнушаясь доносом: – вот они, бунтовщики! Цензура обезображивала наши книги оспой отточий и пробелов. Пристава стояли наготове за нашими спинами во время диспутов.

– Не позволю оскорблять Пушкина и прочее начальство! – заявил Маяковскому полицейский в Харькове⁶.

«Степан Разин», роман В. Каменского, вышедший в конце 1915 г. и распроданный в три недели, был принят как вестник мятежа и принес автору наряду с успехом и неприятности с полицией…

Есть такая известная фраза: «Трудно прожить свою жизнь против собственной шерсти». Футуристы жили по своей шерсти и, естественно, оказались в лагере революции. Октябрь окончательно показал, кто с кем.

Здесь воистину водораздел двух эпох. Андреевы, Арцыбашевы и компания, писавшие на «революционные сюжеты», с первых же дней оказались в стане белоэмигрантской контрреволюции. Шантанная этуаль – Игорь Северянин, для которого в Октябре

Мужчины, переставши быть людьми,
Преступниками стали поголовно…⁷

для которого Октябрь –

Какие ужасающие дни!
Какая смертоносная отрава!⁸

–

посвящает будетлянам такие тупоумные «прочувствованные» строки: