К югу от платана

Выгнать из дома тоску и впустить в него счастье. Забавно, что я собиралась поступить так с домом Бишопов, но оказалось, что моему собственному это тоже было нужно. Может, даже в большей степени.

– Ты серьезно? – спросил он. – И все?

Я отлично понимала, почему Флетч так ошарашен. Дом был лишь каплей в море его капитала. А учитывая, что это он мне изменял, к тому же у меня было видео с доказательствами его пьянства и агрессивного поведения, я при разводе могла бы получить половину его имущества. А может, и больше.

– Ты оставляешь мне дом, и мы расходимся в разные стороны.

– Отлично. Меня все устраивает. – Он поднялся на ноги и обернулся на дом. – Я только хотел бы забрать кое-что из мебели, но это все равно сейчас не получится. Устроюсь на новом месте и пришлю за вещами. И кстати, я не смог найти дедушкины бокалы – ты их уже упаковала?

– Нет, – покачала я головой, стараясь не выдать себя.

– Куда же они запропастились?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Если найду, напишу тебе.

Флетч, упершись языком в щеку, уставился на меня. Повисла неловкая пауза, а затем он сказал:

– Мой адвокат свяжется с твоим. Раз у нас друг к другу претензий нет, много времени на развод не уйдет. Месяц-два от силы. Но ты ведь уже в курсе, как быстро можно развестись, верно?

Я встала и прислонилась к колонне крыльца. С меня было довольно этих игр.

– Ага. А еще знаю, каково это – быть безумно влюбленной. К несчастью, узнала я это не с тобой.

Сердито раздув ноздри, Флетч развернулся и зашагал прочь по дорожке. Он распахнул дверцу машины и оглянулся на меня. Пару секунд просто молча смотрел, а затем сел в автомобиль и захлопнул дверь.

Меня это вполне устраивало. Говорить нам больше было не о чем.

Глядя вслед уезжающей машине, я от души надеялась, что Флетч – хотя бы ради будущего ребенка – сумеет оставить здесь, в Баттонвуде, мрачное наследие своей семьи и собственных демонов, разбитых вместе с хрустальными бокалами.

Некоторые фамильные реликвии хранить определенно не стоило.

14

Блу

Воскресенье выдалось пасмурным и серым, что вполне соответствовало моему настроению. Я взглянула на часы. Был уже почти полдень – именно в это время по воскресеньям открывался книжный. Я пыталась убедить себя, что меня не волнуют ни Генри, ни ямочки на его щеках, но ничего не вышло. Они меня еще как волновали. Волновали против моей собственной воли. И все равно я и подумать не могла о том, чтобы встретиться с ним сегодня. Или в любой другой день.

Взгляд мой скользнул по стоявшей на углу стола корзинке, полной чернильных орешков. Я обнаружила ее сегодня утром на крыльце вместе с потрепанной книжкой «Зайчушка-Попрыгушка находит друга» и запиской от Генри. Записку я перечитала уже раз двадцать.

«Блу, извини! Я не сказал сразу, потому что боялся тебя отпугнуть. Ведь ты Олету считаешь монстром хуже Джека-потрошителя. И я уж точно не хотел причинить тебе боль. Прости меня, пожалуйста».

Смешав дробленые чернильные орешки с сульфатом железа, можно получить насыщенный темно-фиолетовый цвет – этим рецептом люди пользовались еще со времен Средневековья. У меня и так уже был неплохой запас, но я знала, что чернильных орешков много не бывает. Судя по тексту записки, Генри явно постарался включить воображение.

К тому же приходилось признать – пусть даже и только мысленно, – что Олета не была хуже Джека-потрошителя. Она хотя бы никого не убивала. По крайней мере, насколько мне было известно. И все же она была самым жутким человеком из всех, кого я знала.

Прости меня, пожалуйста.

Я устало вздохнула. Я не знала, как его простить. Тем более сейчас, когда обида еще так свежа. Но, откровенно говоря, я вообще не была уверена, что умею прощать. Многие годы я пыталась простить своих близких, но у меня так ничего и не вышло.

Этим утром мы с Флорой не пошли в лес, и ветер отчаянно завывал за окном, не желая с этим смириться. Однако никакого смысла отправляться искать потерянные вещи, когда у меня было стойкое ощущение, что я и сама окончательно потерялась, не было.

Мне обязательно нужно было найти то безымянное нечто, и тогда я смогла бы уехать из города. Избавиться от вечного чувства неловкости и стыда. Выбраться из густой тени моей семьи, перестать прятать свой внутренний свет, засиять ярко и начать все с чистого листа где-нибудь в другом месте. Там, где люди вроде Олеты Блэксток не станут с раннего детства демонстрировать Флоре, что она им не ровня.

Поборов порыв немедленно обратиться в бегство, я перевела взгляд на Флору. В очередной раз я подивилась случившемуся со мной чуду и ощутила, как любовь к ней, затопляя меня, унимает душевную боль.