К югу от платана

– Ну а тебе спасибо за то, что продала мне дом. Не терпится пустить в ход кувалду. – Контракт мы уже подписали, но я понимала, что начать ремонт смогу еще не скоро. – Знаешь, я удивилась, что ты решила разместить студию в спальне. Мне казалось, в гостиной свет лучше.

Рассмеявшись, она отозвалась:

– Несложно было выбрать, ведь в этой комнате чище всего. А гостиную пришлось бы драить дня два. С чего ты думаешь начать ремонт?

Я задрала голову и оглядела сырые пятна на потолке.

– С крыши, конечно. Если сразу ее не починить, первый же сильный дождь испортит все, что сделано внутри.

Блу уперла руки в бедра.

– Думаю, нужно разобрать тут все до конца недели. После смерти Твайлы у меня сил не хватило заняться вещами. – Она дернула на себя дверцу шкафа. Та, скрипнув, отворилась, и нас окатило волной вони. – Кто бы тут ни убирался, он явно делал это спустя рукава. Шкаф точно сто лет не открывали.

На дне шкафа валялся драный рюкзак и какие-то ветхие простыни. И, судя по запаху, где-то под ними гнездились мыши – а может, и крысы.

Блу встала на цыпочки и достала с верхней полки пластиковую коробку, на которой черным маркером было выведено «Блу».

– Памятные вещи из детства, – объяснила она, поставив коробку на стол. Сняла крышку, и та тут же треснула у нее в руках.

Из коробки пахнуло пылью и уксусом, она была заполнена едва наполовину.

– Когда мы с Перси переехали, Твайла приготовила для нас эти коробки, но не разрешила нам их забрать. Ей нравилось перебирать вещицы из прошлого. Как видишь, их совсем немного. Что и понятно, ведь мы были ужасно бедны. После похорон Твайлы Перси свою коробку забрала, а я… – Она покачала головой. – Наверное, пришла пора наконец отнести ее к себе.

– И снова предлагаю тебе перевезти вещи в моем пикапе. Кстати, я заказала мусорный контейнер, так что если захочешь что-то выбросить…

В глазах ее вспыхнули искорки.

– Надеюсь, он гигантский, потому что я хочу избавиться от большей части мебели. Сохранять тут особо нечего. – Она вытащила из коробки несколько расписанных камешков. – О, это же мои первые попытки рисовать. Даже не верится, что Твайла их сохранила.

– Какие милые. В этаком народном стиле.

Блу с улыбкой повертела в руках косоглазую свинью и нелепого цыпленка. Затем отложила их, снова сунула руку в коробку и, переменившись в лице, достала оттуда деревянную пуговицу.

Отправь девочек в «Кроличью нору».

– Ты знала об этом? – ахнула я.

Не отрывая взгляда от пуговицы, Блу сдавленно выговорила:

– Нет.

Видно, пуговицу часто брали в руки – она блестела, как полированная.

– Сколько тебе было, когда ты впервые пришла в книжный?

– Одиннадцать. Это случилось через несколько месяцев после ограбления банка.

После ограбления банка, не после гибели братьев. Мне захотелось обнять Блу и не отпускать, пока болезненные воспоминания не померкнут.

– Вау. Интересно, о чем Твайла спрашивала Пуговичное дерево?

Я представила, как она, согбенная горем, плетется к Платану, не представляя, как ей теперь в одиночку растить двух маленьких дочек.

Но Пуговичное дерево знало ответ.

– Не знаю, но это было лучшее, что она сделала для нас с Перси за всю жизнь. – Блу сжала пуговицу в руке, затем положила ее обратно в коробку и накрыла ее крышкой, не взглянув на остальные вещицы. Нужные рисовальные принадлежности она побросала в портфель на молнии, повесила его на плечо, а коробку с памятными вещами взяла в руки. – Нам с Флорой пора домой. С остальным разберусь завтра.

Я не поняла, что именно она имела в виду – коробку или весь дом. А может, и то и другое.

Пока мы спускались по лестнице на первый этаж, на мой телефон пришло сообщение.

– Это Шеп. Он сегодня должен ко мне зайти. – Она приподняла брови, и я поскорее объяснила: – Возьмет у меня образец ДНК на анализ, я ведь тоже бывала в этом доме. Но… – я приложила все усилия, чтобы не покраснеть, – еще он обещал принести пиццу.

Блу расплылась в улыбке.

– Ты следуешь зову сердца, Сара Грейс?

– Может быть. – Я распахнула входную дверь. – Мое сердце сейчас слегка в растерянности. Само точно не знает, чего хочет. Шеп – это самый простой ответ. Так всегда было, нет смысла отрицать. Но он лишь часть чего-то большего.

– Чего же?

Мы вышли на крыльцо, и я заперла дверь. А затем, чувствуя себя немного глупо, призналась:

– Я хочу стать другой. Уверенной в себе. Смелой. Открытой. Спонтанной. Хочу принимать решения, основываясь на том, чего хочу я, а не другие, – слишком долго я все это в себе подавляла. Я хочу стать собой. По-моему, именно это и имела в виду моя пуговица.

Блу поставила коробку на сиденье пикапа и обернулась ко мне.

– Судя по тому, что случилось на прошлой неделе, мне кажется, ты на верном пути. Ну и как, ты стала счастливее?

На несколько секунд я задумалась над ответом. Грудь мою по-прежнему распирал надувшийся внутри воздушный шарик. Я улыбнулась. Улыбнулась так широко, что заболели щеки, а на глазах выступили слезы.

– Конечно, совершенству нет предела, но да. Я счастлива.