Къ изученію заговора и колдовства въ Россіи.

Елена Леонская Къ изученію заговора и колдовства въ Россіи.

Изданіе Коммиссіи по Народной Словесности при Этнографическомъ Отд

л

И. О. Л. Е. А. и Э.

***

ЕЛЕНА ЕЛЕОНСКАЯ. Къ изученію заговора и колдовства въ Россіи. В. I. _______ Типографія Шамординской Пустыни.

1917 г.

3

ВВЕДЕНІЕ.

Предлагаемая вниманію читателей работа является попыткою привести въ извстность нкоторую часть матеріала по заговору и колдовству, относящагося къ XVII вку.

Матеріалъ этотъ мало-по-малу собирается въ значительномъ количеств, благодаря изученію рукописей этого столтія, и получаетъ первенствующее значеніе въ ряду записей заговоровъ и колдовскихъ обрядовъ послдующихъ лтъ.

Большее вниманіе въ нижеслдующей работ отдается заговору, какъ литературному произведенію, и колдовской обрядъ привлекается лишь, какъ исходная точка многихъ заговорныхъ формулъ. Психологическія же основы колдовства и заговора не разсматриваются.

5

ЗАГОВОРЪ И КОЛДОВСТВО НА РУСИ ВЪ XVII И XVIII СТОЛТІЯХЪ.

Въ Московскомъ Архив М. Юстиціи хранится цлый рядъ длъ, касающихся колдовства и знахарства^*). Эти судебныя бумаги заключаютъ въ себ во многихъ случаяхъ запись заговоровъ, этого необходимаго орудія вдовства; поэтому он могутъ служить цннымъ матеріаломъ для исторіи заговора на Руси, особенно для выясненія тхъ вншнихъ условій, въ которыхъ распространялся и развивался заговоръ.

При изученіи вышеназванныхъ судебныхъ длъ передъ изслдователемъ открывается яркая картина такого быта, необходимою принадлежностію котораго былъ заговоръ. Историческія показанія свидтельствуютъ о томъ, что съ одной стороны за заговоромъ признавали спасительную силу, избавляющую отъ болзни, неудачи и бды, и прибгали къ нему въ различныхъ жизненныхъ случаяхъ; съ другой стороны заговоръ считали опаснымъ, „еретическимъ“ орудіемъ, такъ какъ онъ могъ погубить человка, и потому настаивали на уничтоженіи его въ лиц его знающихъ. Но какой

6

бы ни былъ заговоръ, его заучивали и употребляли, какъ во спасеніе, такъ и на погибель.

Такимъ образомъ и положительная и отрицательная сторона заговора вызывала желаніе обладать имъ; желаніе это приводили въ исполненіе, вслдствіе чего заговоръ былъ хорошо знакомъ всмъ слоямъ общества; вс сословія признавали его значеніе и не относились къ нему безразлично. Мало того, что знали заговорныя слова, знали и то, что съ ними должно въ большинств случаевъ соединяться извстное дйствіе, что нкоторые предметы въ связи съ заговоромъ получали благодтельную или вредоносную силу. Наконецъ, знали и то, что губительный заговоръ могъ издалека настигать свою жертву. Такое знаніе было не только частнымъ, но и общепризнаннымъ. Правительственнымъ требованіемъ было, чтобы, присягая царю, клялись не прибгать къ заговору и также къ дйствіямъ и предметамъ, съ нимъ связаннымъ. Въ подкрестной записи еще XVI в. на врность царю читается: „Также мн надъ Государемъ своимъ въ ств и пить, ни въ плать, ни въ иномъ ни въ чемъ лиха никакого не учинити и не испортити….на слду всякимъ вдовскимъ мечтаніемъ не испортити, ни вдовствомъ по втру никакого лиха не насылати и слду не выимати“¹⁾.

Судебныя дла послдующихъ лтъ показали, что какъ разъ пища, питье, одежда и слдъ человка чаще всего служили проводниками губительной силы заговора. Заговоры передавались изустно, а иногда и посредствомъ письма; какъ т, такъ и другіе имли присущія имъ особенности, по которымъ и опознавались, причемъ опознавались не только свдущими людьми, но почти каждымъ, услыхавшимъ или прочитавшимъ ихъ: таково было знаніе заговоровъ. Богородицкій попъ Давидъ²⁾ билъ челомъ царю и великому князю еодору Алексевичу на Мишку Кирева и на жену его Аринку въ порч его дочерей, указывая, что посл словъ ея „чтобъ-де бы имъ до замужества тми руками ни ткать, ни прясть“ двушки заболли. Волхвъ-коновалъ Дороей

7

Прокофьевъ былъ сожженъ въ сруб за то, что по свидтельству разныхъ людей „заговорными словами по втру напущалъ“ на царя Петра Алексевича въ подмосковномъ сел Хорошов¹⁾. Вра въ слово была глубока въ народ; слову приписывали внутреннюю силу, которая могла оказывать вліяніе иногда даже помимо желанія человка, его произносившаго; произносимое же съ извстнымъ намреніемъ, оно какъ бы усиливалось въ своемъ вліяніи и становилось опаснымъ орудіемъ.