Къ изученію заговора и колдовства въ Россіи.

Каковы же были эти устные заговоры, ходившіе въ разныхъ слояхъ русскаго общества въ XVII вк? Не было ли какой нибудь опредленной разницы между городскимъ и сельскимъ заговоромъ? Судебныя бумаги даютъ нкоторую возможность отвтить на эти вопросы уже потому, что он подробно описываютъ, въ какой обстановк и при какихъ обстоятельствахъ произносился тотъ или другой заговоръ, кто и съ какой цлью прибгалъ къ волшебной заговорной рчи, и тщательно излагаютъ ихъ. Эта тщательность записи объясняется тмъ, что „заговорныя“ рчи были исходной точкой судебнаго дла и воздйствовали на его окончательное ршеніе. Если устанавливалось, что заговорныя рчи были причиною болзни или смерти, он опредлялись, какъ вредоносныя, и навлекали на знающаго ихъ суровую кару. Но, различавшіеся по своей внутренней сил, устные заговоры со вншней стороны по своему строенію были похожи между собою: по большей части они отличались несложностью содержанія и краткостью изложенія; это простое, но опредленное выраженіе какого нибудь желанія, иногда усложненное сравненіемъ: „чтобъ-де бы имъ до замужества тми руками ни ткать, ни прясть“²⁾; „какъ мертвый не вставаетъ, такъ бы онъ не вставалъ; какъ у того мертваго тло пропало, такъ бы онъ пропалъ вовсе“; „каковъ-де тяжелъ столбъ, такъ-де бы и попадь было тяжело“³⁾; „какъ духъ

8

по свту ходитъ, такъ и ты бы отошелъ по свту“¹⁾; „какъ люди смотрятся въ зеркало, такъ бы мужъ смотрлъ на жену, да не насмотрлся; какъ-де тое соль люди въ ств любятъ, такъ бы мужъ жену любилъ“²⁾. Простота приведенныхъ заговорныхъ реченій заставляетъ предполагать, что многія изъ нихъ составлялись тотчасъ же, какъ только въ нихъ являлась нужда, и представляли собою непосредственное отраженіе того или другого душевнаго состоянія. Такое заговорное реченіе въ большинств случаевъ связывалось съ какимъ нибудь дйствіемъ; такъ заговоръ на погибель человка соединялся съ хожденіемъ на могилу за землею: „ходила… Овдошка ночью на погостъ, имала съ могилы землю и ту землю съ приговоромъ давала пить“…³⁾ „Аринка украла у попадьи кокошникъ да подубрусникъ… свекровья ея велла положить подъ столбъ и говорить: „каковъ-де тяжелъ столбъ, такъ-де бы и попадь было тяжело“.

Повидимому и дйствіе при заговор не отличалось сложностью и совершалось въ узкихъ предлахъ повседневнаго быта съ помощью предметовъ, по существу совершенно безопасныхъ. Между тмъ дйствіе при заговор, подобно сопровождающимъ его рчамъ, по внутреннему своему значенію было опаснымъ и страшнымъ, и трудно ршить, что пугало больше, слова или дйствія, совокупность ли ихъ. Нкоторые поступки и безъ заговорнаго реченія являлись страшными по ихъ слдствію; вышеупомянутый попъ Давидъ такъ жаловался въ судъ: „Объявились у меня…. въ изб за потолкомъ въ углу заткнуты коренья и земля“… И въ распрос обвиняемый сказалъ: „Затыкалъ за потолокъ… для того, чтобъ онъ, попъ Давидъ, со всею семьею сохли и отъ той сухотной болзни они померли“⁴⁾. Крестьянинъ идетъ къ воевод съ жалобой на то, что „…онъ, Тимошка о свадьб испортилъ его сына .. Мишку .. вышелъ изъ своихъ воротъ

9

и кинулъ подъ него щепку“…¹⁾. Розыскное дло въ Преображенскомъ идетъ по поводу того, что „Петрова-де жена Волынскаго, Авдотья еретица, какъ была вдовою, ходила въ Преображенское… и вынимала Государевъ слдъ землю… до перваго до Азовскаго похода по присылкамъ изъ Двичья монастыря отъ царевны Софіи Алексевны…“²⁾ Съ приставомъ приводятъ „разорителя и волшебника“ на Луки Великія, на котораго бьютъ челомъ въ томъ, что онъ„ разорилъ насъ, холопей твоихъ, заломалъ… въ отчемъ… сельц… рожь“³⁾. Крупное и затяжное дло возникаетъ изъ-за того, что дворцовая мастерица Дарья Ламанова „зженныя своей рубашки пепелъ сыпала на слдъ государыни царицы и великія княгини Евдокеи Лукъяновны“⁴⁾, изъ-за чего произошла „въ ихъ государскомъ здоровь помшка“. Несложность волшебнаго дйства и простота сохранившихся заговорныхъ реченій очевидно могутъ быть объяснены тмъ, что какъ то, такъ и другое должны были свершаться быстро, украдкою, подъ страхомъ кары: не было времени усложнять дйствія и рчи, приходилось выбирать такія слова и совершать такіе поступки, которые своею опредленностью и отчетливостью прямо бы вели къ цли.

Но приведенныя краткія заговорныя реченія не исчерпываютъ всхъ устныхъ заговоровъ; судебныя дла сохранили и такіе, которые отличаются большею сложностію; такъ, напримръ, записаны при судебномъ допрос слдующіе устные заговоры отъ болзни: „На мор-окіян, на остров Буян стоитъ сыръ дубъ крпковистъ, на дубу сидитъ чернъ воронъ, во рту держитъ пузырь и слетаетъ съ дуба на море, а самъ говоритъ: ты, пузырь, въ вод наливайся, а ты, кила, у него развымайся“⁵⁾, или: „Утиши самъ Христосъ въ человк болзнь сію, да Уваръ Христовъ мученикъ, да Иванъ Креститель,

10