К островам Индийского океана

— А как насчет акул? — на всякий случай задаю вопрос, памятуя об опыте, полученном в Океании.

— Какие еще акулы! Они только в глубинах ходят, а это курортный пляж, здесь миллионеры купаются, — в голосе Плаховой неиссякаемый оптимизм.

Хочу сказать, что вряд ли счет в банке имеет для морских хищниц какое-либо значение, но… наконец-то ноги не достают дна, упругая атласная вода блаженно покачивает тело. Над кудрявым зеленым холмом неожиданно расцветают в небе два красно-оранжевых цветка, планирующие к океану, где в ожидании «приводнения» спортсменов покачивается яркий катер.

Желающих ждет и другое развлечение: неширокие доски, по форме напоминающие лыжу, с установленными на них мачтой и парусом — виндсерфинг. Пестрыми бабочками горят косые паруса — любители скольжения под парусом выходят в залив. Знаменитое «катание на волнах» пришло с других материков. (Известный чехословацкий писатель и этнограф М. Стингл описывает давно известный в Полинезии «холуа» — спуск со склонов гор. Соорудив на сотни метров трассы из каменных плит, полинезийцы скользят по ним, как «на санях, без снега».) Возле домика-проката виден сколоченный из досок высокий помост, на нем неподвижная фигурка.

— А это что?

Трудно пожать плечами, находясь в колыхающейся воде. Действительно, что это? На берег выбираемся вблизи загадочного сооружения. Опустив на нос поля плетеной шляпы, крепко спит молодой мужчина в залатанных белых джинсах. Мерно двигается кадык, пальцы сжимают ремешок бинокля. Все тайное рано или поздно становится явным: помост — рабочее место, мужчина — наблюдатель. Подвешенный рядом железный брус призван издать предупреждающий звук, если в безмятежной глади покажется грозный плавник.

Но мы уже на берегу, и добрых тебе сновидений. Тем более местные жители не помнят случая, чтобы в заливе акула напала на купальщика. По статистике, в Тихом океане от акул погибает пять человек в году, в Атлантике — один, в Индийском — еще предстоит выяснить, наверное, какой-то пустяк. Теперь в роли пессимиста выступает Плахова.

— Но в прежние времена на Сейшелах велась на акул интенсивная охота! Акульи плавники вывозили в Сингапур и Гонконг, а съедобные части ели сами сейшельцы. Кто знает, когда акулы вздумают появиться вновь?

Вот теперь я наконец могу пожать плечами. Действительно, кто знает?

Снова, в который раз, поражаешься светоносной силе тропической природы. Как многолик пейзаж в южных и северных широтах, в разное время суток и при разной погоде. Свет гасит или заставляет вспыхивать краски, выявляет или смягчает очертания предметов, создает настроение, управляет кистью.

Проблема передачи освещения занимала не одно поколение живописцев. Удивительных успехов добились голландские пейзажисты XVII века, в частности Вермеер Дельфтский. В XIX веке к проблеме света в плейере вплотную приблизились англичане Джон Констебль и Уильям Тернер с их мягкой и подвижной красочной средой и точным движением кисти, определяющей место предмета в воздушной среде.

Лена  Лазарева

Именно Джона Констебля можно назвать отцом реалистического пейзажа. В начале XIX столетия, стремясь к предельно конкретному и правдивому изображению, стал он впервые писать природу непосредственно с натуры, творчеством своим совершив подлинную революцию в пейзажной живописи. Небезынтересна и позиция Жана Батиста Камиля Коро: «…природа — это все…» Этот мастер французской школы, как никто, умел передать свежее, трепетное ее дыхание. Он пишет растрепанные дуновением воздуха кроны деревьев, склоненные сухие стебли трав, на его полотнах ветер гонит облака, колышет цветущий вереск.

Велико искусство поймать мгновение. Запечатлеть его навечно, совершить невозможное, остановив облако или ветер. Только такая кисть может отобразить изумительный сейшельский пейзаж. Полжизни можно положить, чтобы передать ритм гибких пальмовых стволов, сложную и тонкую игру света на поверхности моря, воздушную дымку над островками.

Бели бы я мог располагать достаточным временем! Вместо половины жизни я имею половину дня, а может, и того меньше. Об этюде не приходится и мечтать, ухожу с альбомом в тень пальмовой рощи. Пересечь раскаленную ленту асфальта — то же самое, что ступить на железный противень, вынутый из полыхающей печи.

Делаю наброски: две женщины-креолки похожими на грабли метелками прочесывают и без того чистый пляж; притененный широченной сизалевой шляпой, бредет старик с удочками на плече; чернокожая девушка, совсем ребенок, узкоплечая, хрупкая, длинноногая, несет на голове корзину: Голова на гибкой шейке кажется маленькой от множества туго сплетенных, притянутых к коже косичек.

По обрызганной солнцем тропинке шествуют девушки. Стройные, худощавые, прекрасно сложенные, с европейскими чертами лица и светло-коричневым оттенком кожи, с волнистыми прядями волос. Группка слилась с пейзажем — до чего гармонично создала природа женщин. Будто не касаясь земли, плывут по дорожке, ничем особо не примечательные, а глаз не оторвать. Пытаюсь незаметно воспользоваться фотоаппаратом. Могут получиться прекрасные слайды.