К отцу

— Банальная история, — облегченно вздохнув, сказал Сергей. — Я воспротивился появлению одной машины. Один уважаемый, лучше сказать, уважаемый за прошлые заслуги товарищ изобрел велосипед. Ну, не совсем велосипед, но что-то такое в этом роде. Машина была раньше времени разрекламирована. Некоторые люди, видные, но в технике весьма неосведомленные, потирали руки: и мы движем технический прогресс! Разговоры о недостатках машины тонули в громовом хоре похвал. Стоило мне поставить свою подпись, и… Но я ее не поставил. Наверное, никто этого не ожидал. Я ведь только исполнял обязанности главного.

Сергей вспомнил, как директор института уговаривал его быть разумным, и, снова усмехнувшись, добавил:

— Между прочим, меня поставили на это место вскоре после той статьи. А если бы я подписал проект, наверняка утвердили бы в должности главного.

— Ты жалеешь, что не подписал? — испугалась Юлька.

Сергей легонько сжал ее руку. Ему был приятен Юлькин горячий протест.

— Я жалею не об этом. Хотя решился не без раздумий.

Да, он не сразу решился на это. «Ваше мнение?» — спросил его директор, когда стало ясно, что он тянет. Главный инженер ни о чем не спрашивал. Он держался скромно, дружески здоровался с Сергеем. А директор настаивал все решительнее. Сергей пошел посоветоваться к приятелю, тоже инженеру, работавшему на заводе. Тот сказал без колебаний: «Лишняя плохая машина — ну и черт с ней!» — «Ты так думаешь?» — «Тут и думать нечего! Подпиши, тебя утвердят, и ты получишь возможность работать по-настоящему. Вот тогда-то пусть они попробуют заставить тебя подписать дерьмовый проект!» Совет приятеля вызвал у Сергея раздражение. «Я подпишу один плохой проект, ты подпишешь, третий, четвертый подпишут — и наберется десяток новых плохих машин». — «Так зачем же пришел за советом? — обиделся приятель. — Поступай как знаешь». На другое утро Сергей сказал директору, что он проекта не подпишет.

— Совсем не об этом я жалею! — повторил Сергей. — Понимаешь, Юля, мне казалось, что я поступаю хотя и вынужденно, но разумно. Со мной не соглашаются, я против, — значит, выход один: заявление об уходе. Но это был самый легкий выход…

Да, теперь ему уже ясно: самый легкий и стыдный, — и только поэтому он и в вагоне (да и дома еще!), и на сеновале, и сегодня утром все мучился, испытывая эту странную неловкость, словно обманул кого-то. Перед тем как написать заявление об уходе, он задумался: не сгоряча ли, не с обидой ли делает это? Решил, что нет, так и надо, сделал все, что мог. А получилось — и сгоряча, и с обидой. Что же он сделал, дубина, способный, извините, инженер, сын героя, которому отец писал перед смертью. «Ходи прямо, Сергей!» Он раскланялся перед обнаглевшим конъюнктурщиком и уступил ему дорогу: «Милости прошу, выкатывайте вашу машинку!»

Юлька не задавала ему вопросов, не перебивала его. Он смолкал, и она молчала, ждала, что он еще скажет. Все она, кажется, понимала, Юлька!

— Горько и стыдно, Юля, махать руками после драки! А еще горше, когда понимаешь, что настоящей-то драки и не было.

— Как мне хотелось собраться и поехать к тебе раньше! — сказала Юлька. — Но ты не мучься, не мучься!

— Да я не мучаюсь. Я радуюсь! — воскликнул Сергей и, устав сдерживать себя, обнял Юльку. Он обнял ее, постоял немножко и отпустил, разведя руки. — Чувствую: все настоящее — и трава, и воздух, и солнце. И я стал вроде настоящим — проснулся.

— Ну, а дальше? — спросила Юлька, которая, может быть, и не заметила, что он обнял ее не как девчонку, которой читал когда-то повести Гайдара. — Что же теперь дальше?..

— А дальше… а дальше, — весело сказал Сергей, — а дальше — утро вечера мудренее. Дальше уж мы придумаем что-нибудь! Дальше, — он с удовольствием выговаривал это слово, — дальше — вот зверобой у нас под ногами! — Сергей нагнулся и сорвал большой стебель, густо опушенный яркими, бросающимися в глаза, цветками. Они подошли к опушке леса. Зверобой только зацвел. Он рос кучно, то тут, то там кострами горели по краям разношерстного кустарника его ярко-желтые цветочки. Зверобой словно говорил людям: «Я не напрасно так выделяюсь, я специально бросаюсь в глаза, берите меня, срывайте, я ваш лучший друг!» И Сергей с Юлькой рвали, рвали и рвали целебные цветы на длинных стеблях. За какие-нибудь полчаса они нарвали их по целой охапке, сложили на полянке, возле которой сгрудились полукругом белые стройные березки.

— Ты видишь? — показала Юлька в ту сторону. — А что там такое?..

— Как они на нас смотрят!

Сергей вгляделся, и ему показалось, что березки действительно смотрят на них с удивлением и тихой радостью.

— Ну конечно, мы же цари природы, — улыбаясь, сказал он.

— Цари природы, — повторила Юлька.

Она сняла тапочки, приподнялась на цыпочках и подняла кверху руки.

— Я так отдыхаю, — сказала она. Ветер шевелил ее светлые волосы и юбку. — Я так себе снилась, — добавила она. А потом, тихонько засмеявшись, возразила: — Нет, пожалуй, я это только что придумала.