К пению птиц

— Как это? — в растерянности спрашиваю я себя, и наверное моя растерянность взаправду велика, наверное я и впрямь загнан в угол и отступать мне некуда, потому что ответ готов. Вот он:

— Мы никуда не выйдем. Другие существа заселят этот мир.

— Как это? — спрашиваю себя уже не в растерянности, а скорее с любопытством, потому что если я знаю, что ответ есть, значит он есть, только я еще не понимаю его смысла.

— Как можно стать другим? — в вопросе скепсис, потому что я чувствую себя собой сколько себя помню. Имеет место не только неизменность моего Я, но даже и неизменность убеждений, о которых я знаю, что они субъективны и односторонни, да только это знание ничего не меняет и я остаюсь при своем.

— Так как же? — допытываюсь я, упорствуя в профессиональном идиотизме, потому что мне совершенно непонятно, как люди могут посвящать свою жизнь чему-нибудь еще, кроме науки, при столь очевидной естественности «состояния перманентного вопроса».

— Как вам не скучно? — готов спросить я не только у земледельцев, но и у шустрых биржевиков, которые только из-за того не повертят у виска пальцем, услышав мой вопрос, что у них не будет на это времени.

Как рыбак-любитель, я понимаю азарт их бытия — и в то же время не могу не считать их деятельность вспомогательной. Я вижу единственный ее смысл в том, чтобы кормить науку, чтобы наука объясняла всем, «Как?» и «Почему?» — питая амбицию понять, «Зачем?» Разделяя мнение тех, кто считает меня ненормальным, я по-прежнему при своем. И вдруг меня озаряет: «верю, поскольку абсурдно».

— Я верит и Я же знает, что абсурдно.

— Ведь это доказывает, что есть другой Я!

— Это доказывает, что мир может оказаться другим, оставшись тем же.

Рискну шепнуть — себе и читателю:

— Это доказывает, наконец, существование Стены.

Еще даже не середина зимы, но я себе сообщаю:

— Скоро весна!

Оказывается, не надо ждать так долго, чтобы мой мир посетили зелень и солнце.

Среди элементов профессионального идиотизма — стремление назвать метафору моделью и поверить, что понял, как устроен мир.

41. Если не сойти с ума

Случайно ли ощущение счастья, когда удается понять хоть частицу мирового устройства?

Случилось — и вот, ученый горд и счастлив в своей «научной» вере. Это и есть главная ему компенсация за человеческую смертность.

Я предвижу, что слово Метаязыка, которым когда-то обозначат соответствующий комплект чувств, окажется одним из ПАРОЛЕЙ доступа к Окну.

«В двенадцать часов по ночам из гроба встает барабанщик», — пел Шаляпин сто лет назад.

Эта песня могла вспомниться мне потому, что в ней есть слово «пароль». Речь идет о Наполеоне, принимающем парад своих войск, вставших для этого из могил. Ночью, над спящим миром, жалея его за несовершенство и мечтая о своем будущем Царстве, пробует голос Метаязык.

«Франция» — этот пароль, лозунг — «Святая Елена».

У меня нет сил предметно мечтать о той ночи, когда из могил встанет не только гвардия, а и все мы, чьими костями устлан путь в Новое Царство. Однако просится в слова мечта, как если бы ночная Река Времени озарилась салютом — и стало видно хотя бы за первый поворот.

Легко быть на короткой ноге с грозным Императором: он уже умер. Так что мне хватает смелости засвидетельствовать ему свое почтение. Для него в Стене было открыто громадное Окно — и он прекрасно слышал подсказки. А если подсказки прекрасно слышны, нетрудно себе представить, что это всё ты сам — а не Божество твоими устами.

И тогда начинаешь верить, что и впрямь:

— Это Божество моими устами!

И тогда можно сойти с ума, а можно стать, например, Наполеоном.

42. Ищем правду сами

Первые люди не были уверены в том, что думают при помощи головы.

Даже гораздо позже, овладев письмом, предки не имели на этот счет полной уверенности — и сообщили нам свои сомнения.

Новые знания, попадая в Накопленное Настоящее, новы только для нас.

Я понимаю весьма ограниченную ценность этого утверждения. Но оно занятно своей несомненной истинностью.

Если нас некому было придумывать, то кроме нас никто о нас ничего не знает.

Если нас придумали, то Создатель по определению знает о нас все. В частности, он изобрел генную инженерию, хотя наверняка по-другому называет ту область своей деятельности, которая связана с созданием Жизни.

«Эгоистичная ДНК» — так называют ученые Молекулу, в которой содержится информация о нашем устройстве вместе с инструкцией по самосборке.

Я вижу в этом названии личностный аспект: цель моей жизни определена, оказывается, помимо моей воли. Потому что если бы я даже из протеста не захотел продлевать род, то и тогда способствовал бы заложенной в меня ОБЩЕЙ цели: носителям таких идей нет в жизни места.

Еще в начале текста я удивлялся противоречию между мелочностью моих мыслей и невообразимой сложностью моего же устройства.