Плаваем в реке, бегаем по лесу — и каждый занят своим: подвывает Зверь, подпевает Душа, а Слово старается найти в песнях и вое смысл, а также записывает этот текст.
Я представил себе, а вдруг, приближаясь к Метаязыку, люди перестанут говорить, а станут петь.
Вспомнив, что в каждой цивилизованной стране у каждого из нас кроме имени есть номер, я понял, что этого никогда не будет.
Я вспомнил, что видел недавно рекламу, как желтолицый брат, надев на голову шлем, управляет компьютером с помощью мысли.
Уже очень скоро, пожимая друг другу руки, мы сможем — при умственно осознанном желании — обмениваться записанной цифрами информацией.
Никаких чудес, просто техническое использование даже не вчера полученных знаний. Но разве не другой, по отношению к вчерашнему, мир?
Есть у меня на примете сказка: как Брат-Слово запряг своих братьев вместо волов и пашет ими поле, убивая сорняки — в попытке навести на Земле свой порядок.
Мне все еще жаль так и не родившегося мира, в котором мы бы друг другу пели. Однако нет времени на жалость как нет времени пахать волами. Порядок выражается в том, что всё больше людей на год вперед знают, чем будут заняты каждый день — и при этом убеждены, что если поискать свободных граждан, так это они и есть.
В скором будущем профессиональный идиотизм станет тотальным, и еще до прихода Метаязыка потомки перестанут понимать тексты, даже столь примитивные как этот.
Глядя на себя со стороны, я понимаю, что социальный договор, позволяющий Слову править, не оставляет бесправными ни Зверя, ни Душу.
Напрашивается аналогия с правами женщин в мусульманском мире: им гарантируется свое.
И вот, в осуществление своих прав, Зверь, как и в бытность динозавром, похотлив и кровожаден, а Душа — слезлива и не терпит одиночества.
Поэтому она удивительно настырна в своей прилипчивости к другим душам, с которыми вместе готовится к участию, как уже говорилось, в столь же скорбной как и оргастичной Церемонии Созерцания Цветка. Церемония служит поддержанию трагической легенды Бытия, потому что если происходящее с нами не трагедия, то нас не от чего спасать — а без Спасителя нам страшно.
— Слово, коварный Правитель, ты лживо и лицемерно, но кто я, все еще думающий словами, кто я, чтобы тебя хоть в чем-то упрекать?
Отслуживший весь день порядку усталый Мир возвращается вечером домой — и погружается в телевизионный мир грез.
Начинается процесс кормления Братьев: каждый хочет получить свое.
46. Росток в новый мир
Впервые я попал во Флоренцию на один день — и это был тот день недели, когда музеи закрыты. Уже к обеду я даже радовался этому обстоятельству. Собор снаружи и Баптистерия изнутри привели мои чувства в умиление. Чтобы им насладиться, я забрел в небольшой тенистый парк, заполняющий квадратную площадь.
Испытывая блаженство от прохлады, я присел. На соседней скамейке красивый бородач лет двадцати читал книгу. Вот он встал и пошел к телефону, а я подумал, в виду легкости его походки, модной небрежно-изящной одежды, умных больших глаз, остро взглянувших на меня из-за золоченой оправы, я подумал, что вот он, Европеоид, достойный наследник Накопленного Настоящего, флорентийский сгусток которого стоит сейчас в моем сердце.
Что же ты читаешь?
Открытая книга лежит на скамейке. Пока Человек Будущего, спиной ко мне, разговаривает по телефону, я привстаю и вижу комиксы.
Я изумился только на мгновенье. Мой alter ego тут же меня поправил, увидев в красавце-бородаче отнюдь не молодого дуралея, а жизнелюбивый росток в новый мир — в тот мир, где самый мощный природный канал информации не будет занят неэффективным «последовательным кодом» — то есть, последовательностью слов.
А в нашем мире, тут и сейчас, я стараюсь сшить белыми нитками листы совсем разных историй в продолжающейся попытке понять происходящее. Сознавая неизбежность провала, отдаю должное страсти, повинной в том, что мы движемся с листа истории на лист, изменяясь так же непостижимо, как изменялись виды.
Сжатие миллионов лет в срез осадочных пород предоставило нам возможность увидеть смену Царств.
Теперешняя революция происходит с такой скоростью, что, если судить по обилию отходов в срезе культурного слоя, один нынешний год, говорят, эквивалентен миллиону древних.
Закусив удила, богатая часть человечества мчится в компьютерный мир, в неминуемое Царство Глаза.
Движение носит характер обвала.
В трехмерной виртуальной реальности Лувра слышен тихий голос. Он шепчет что-то интригующее и неожиданное, не знаю, о ком — может, о Моне Лизе. Я хочу вслушаться в слова, мне кажется, что я вот-вот их пойму, как вдруг становится ясно, что понимать нечего.
Это не голос, просто шум ветра, играющего то ли охапками упавших листьев, то ли пучками пожелтевшей травы. С чем ветру играть, это, на самом деле, мой выбор, потому что голос виртуален, как и всё остальное в моей Душе.