К пению птиц

А мне остается только спрашивать себя, — Кто ты как не живой компьютер, построенный Молекулой для неизвестных тебе нужд?

Играя в шахматы с компьютером, можно возвращать ходы.

Я подумал: а вдруг каждая смерть — просто взятие не лучшего хода назад?

Размечтавшись, я уже вспомнил Мафусаила в качестве примера невнимательности Игрока, как вдруг больно споткнулся, осознав простую истину: я — одна из пешек в безвыигрышной смертельной игре.

Со всем подобострастием заявляю:

— Игрок забирает все ходы назад не потому, что слаб. Видно, таковы правила Игры.

— Играем вместе! — обращаюсь к возможным читателям, радуясь стадности своей природы: вместе не так страшно сомневаться, играют с нами или нами. И вообще, разве не бесспорно, что Я возникает из общения?

Возникшему из общения мне хочется думать, что Глас народа — и впрямь Глас Божий. Да только печальна эта мысль в мире, где стадность правит общий бал. Общественное мнение олицетворено в кумирах. Кумиры сильны тем, что стадо стремится быть завороженным.

7. Глаз Акулы мне поощрительно мигнул

— Мир страшен, а чем еще от него отгородишься, если не Верой? — пробую себя убедить.

— Вера как крайняя степень упрямства, — пробую голос еще и так, пытаясь выйти из стада, ничего не потеряв. Неверный, я никогда не слышал голосов, и только тем могу похвастаться, что текст возникает сам по себе — видно Кукловод пожелал со мной порезвиться.

Когда я написал:

— Беспризорность моего сознания — верный признак того, что Бога нет, — мне казалось это тривиальным. А сейчас понимаю:

— Беспризорность очень тревожит, однако тревога внушает надежду.

Я радуюсь тревоге, и надежде, потому что вместе с любовью к запаху сирени они встроены в меня.

Мой друг очень на меня сердится за беспорядок в этой книге, которая ему кажется в лучшем случае черновиком.

Я не могу ему сказать, что сам удивляюсь, как из кажущегося беспорядка постепенно возникает порядок. Друг меня любит, а значит, ему будет больно подозревать, что у меня не всё в порядке с головой.

— Сумасшедший? — спрашиваю себя сам — и понимаю, сколь пагубна искренность в моем ответе:

— Нет.

Поищу сил у Собора, который только с очень большого расстояния напоминает нормальный готический «Дом».

Стану медленно и молча приближаться.

По мере приближения, детали проявляются, приводя к изменению представлений. И вот, вневременная красота уже пригрела беспризорника-меня. Я горд архитектором, собой и всеми. Готов встать в позу и хвастаться, что со всеми вместе осознал течение времени и изобрел часы, а теперь еще и знаю, что время зависит от скорости движения — и что эту зависимость может зарегистрировать лишь Неподвижный Посторонний Наблюдатель.

Возможно, именно поэтому, в нашей Внутренней Бесконечности часы способны течь по камню.

От имени всех шлю привет — Эйнштейну и Дали.

Динозавр очень хотел взлететь.

Научившись улыбаться, сука испытала оргазм прозрения, и сейчас знает, чего хочет, стремясь понять меня.

Я уже давно занят этой книгой, но только сейчас, кажется, понял, чего хочу. Ни много, ни мало.

— Чтобы счастье стало доступным как, скажем, облака — ведь есть же горы, по которым можно к облакам взобраться.

Я взобрался на плоскогорье и насладился, вдохнув чистого тамошнего воздуха. Облака внизу, нет ничего между мной и совершенно голубым небом. И вот, долго не надо, я уже насыщен чистотой и голубизной — и уже бегу к краю склона, чтобы напрячь взор и скорей увидеть сквозь промежутки облаков подробности несовершенной, потому что настоящей жизни.

Она зовет меня назад.

Меня тянет в вишневый сад, непременный для каждой украинской сельской хаты.

Против финиковых пальм я тоже не возражаю.

Мало того, пока я тут, возле неба, в моем саду на Земле вишни и пальмы растут вместе.

Пока я тут, возле неба, я не верю, что Счастье — это лишь встроенная в меня Программа, заставляющая подчиняться Молекуле.

Потому что если бы это было так, то зачем бы Молекула дала мне возможность об этом догадаться?

И вдруг я понимаю, что если кто не верит, то это только потому, что еще не знает, во что поверить.

Молекула или Идея — Кто-то или Что-то — стучится из-за Стены. Стук мы слышим, да только неизвестно, где Дверь и как ее открыть.

Движущая сила истории как сверхсознательная Мечта понять, кто стучится и зачем.

Мы интерпретируем текущее понимание Мечты, используя язык, чтобы выражать мысли, а книги — чтобы мыслями делиться.

Книгу можно понять и не понять. Если она не нравится, ее можно закрыть или сжечь.

И это отнюдь не я придумал, что «мысль изреченная есть ложь»: читая книгу, каждый волен понимать ее как хочет.

Тем временем, мысли становятся всё более сложными, а наше взаимодействие между собой становится всё более тесным.

Запущенные в погоню за сверхсознательной Мечтой, мы изменяем мир, а мир изменяет нас, и вся эта система мчится к новому единству — в Царство Метаязыка.

Не знаю, почему, но мне показалось уместным напоминание:

— Молекула — это Мы.

Чтобы не показаться материалистом, чего и в помине нет, я вынужден добавить:

— Включая психику — подсознание, сознание и сверхсознание.