К пению птиц

Я подозреваю, что живу слишком рано, чтобы такое спрашивать — наверное, это дело Тех, Кто Придет.

Попробую говорить так просто, как смогу.

Я недавно признался, что люблю втайне трогать Стену.

Чтобы объясниться, использую пример сходного опыта.

В детстве, кому не приходилось получать в свое владение Сокровище — то ли старинную монету, может, зажигалку или просто фантик?

Пусть тебя никто не видит, но ты остерегаешься даже потрогать то место на себе, где спрятано Сокровище — может, в страхе, что оно волшебным образом оттуда пропало, а может, чтобы не привлечь внимание злых духов. Одна мечта: надежно уединиться в безопасном убежище, взять Сокровище в руки — и ощутить обладание, наконец.

Остановись мгновенье! И вот он, роковой вопрос: так что же приятней, осуществление или мечта?

Безответность вопроса означает, что быть тебе всегда ущербным — «век счастья не видать».

Внутренней раздвоенностью приходится платить за чудо осознания собственных мыслей. Только оргазм позволяет на недолгие секунды встать выше внутренних сомнений.

Вот и вся доступная Сознательному Смертному полноценность бытия.

Размышляя таким образом, я окончательно понял, что одиночество невозможно. И не только потому, что раздвоенное Я состоит из трех Братьев, но и потому, что у Стены все мы вместе — и у каждого готово сорваться с уст.

— Для чего Ты меня оставил?

В отличие от несчастья, одиночество невозможно.

Я уже пробовал говорить, что язык становится Метаязыком, когда слово возбуждает чувство.

Язык способен превращаться в Метаязык с помощью метафор.

Практически все метафоры, хоть и разбрелись по всем языкам, собраны в одной Книге.

Я думаю, что это связано, в частности, с тем обстоятельством, что запах сирени, красота крыльев бабочки, да и вообще, все красоты мира вписаны в нас таким образом, что приятны всем. Однако нельзя описать друг другу запах иначе, чем сравнив его с другими запахами, а еще — с чувствами, которые он в тебе возбудил.

Мне стыдно. Я столько блуждал по дорогам своего мира, чтобы уяснить простую истину:

— Метаязык внедрен в каждого из нас, только общаемся мы через переводчика.

Переводчик — наш язык.

Всё просто: Брат-Душа подпевает, Брат-Зверь подвывает, и только Брат-Слово — за работой, ищет метафору, чтоб она описала, как хороша песня и насколько «забирает» вой. И тогда другие Братья снова убедятся, что поют и воют об одном и том же.

В этом убеждаться — как любить — каждый раз приятно, потому что липкие Мы живем в Сочувствии.

26. Самое время поплакать

Мы ищем слова, боясь утонуть в кажущемся одиночестве собственного сознания.

Каждый, кто не умеет плавать, боится утонуть в Океане, хотя стоит перестать барахтаться, как станет очевидно, что вода держит.

— Устойчивый мираж, — так я назову сознание, чтобы не повторять Эйнштейна, сказавшего о времени, что это «стойкая иллюзия».

Сознание — это, в частности, возможность, вспоминая, чувствовать себя машиной времени. В такие моменты легче обычного ощущать свою способность к метамышлению — а как еще назвать несказуемые мысли?

Считайте меня сумасшедшим, но вдруг сознание показалось мне Гулливером, когда он лежит, привязанный к Земле тысячами лиллипутских нитей.

Как только нити порвутся, Гулливер не встанет, а взлетит, превратившись в наполненный легким газом воздушный шар.

Мы боимся утонуть, в то время, как оказывается, что нужно бояться улететь.

Впрочем, не всё ли равно — разве мы не говорим, «в глубинах Вселенной»?

Мне показалось, что язык — это и есть привязавшая нас к Земле сила.

Ребенок, новая чешуйка волшебного зеркала, появился на Свет, и вакханалия отраженных образов начинает обретать этикетки — слова.

Ребенок на пути к Чуду, когда осознает слово «Я».

Готовая к образованию внутренней бесконечности Машина Понимания набирает силу. Вместе с другими словами, ей предстоит узнать слово «Счастье» как обозначение того, к чему надо стремиться. Неминуемо возникнет представление, что путь к Счастью лежит через исполнение желаний. Среди прочих, будет и желание понять окружающий мир.

Нам, свидетелям рождения, самое время поплакать о несовершенстве предложенного мира, но другого у нас нет: он пока за Стеной.

27. Если до меня никому нет дела, мне скучно жить

Ребенок кричит без видимой мне причины, хотя это тот случай, когда безусловно причина есть: детский крик — не продукт свободной воли, а сигнал Молекулы ко мне. Я вспомнил, что всего восемь месяцев назад у существа были жабры и только семь месяцев, как у него нет хвоста.

Захотелось сказать себе красиво, что вот, как Библия — Книга Сознательного Бытия, так рост фетуса — это Книга Бытия Предсознательного, диктуемая каждый раз сначала.

Мечта — всегда немного мелодрама, поэтому вновь и вновь щемит подозрение: а вдруг Тот, Кто Диктует, действительно есть?

Существует теория, согласно которой эволюция, после того, как возник мозг, стала эволюцией мозга.