К пению птиц

Что касается грез секса, то, к примеру, у моего друга это всегда скачки верхом, и он ощущает при этом безбрежье степи, а если не ощущает, значит, секс неудачен. Не уместно ли вспомнить «необъезженных кобылиц» из «Тысячи и одной ночи»?

Мои грезы скабрезней. И вообще, я уверен, что фаллос совершает процедуру «проникающего секса» как следует, только если на поляну выходит Зверь.

Спрошу у друга, пришпоривает ли он лошадь.

Еще, вспомнился петух: у него были серые шпоры, и мальчика-меня очень впечатляло, как лихо он втаптывал кур в пушистую пыль южноукраинского села.

Замысел Природы, как нам дано его понять, состоит в том, чтобы обеспечить производство наиболее соответствующих Идее Выживания Молекул путем их постоянного перемешивания и обновления.

Перемешивание и обновление — дело Воплощений.

Для этого они занимаются сексом и умирают.

Так вот, я понял, где зарыта собака. Карикатурные признаки женщин, присущие мужчинам, и наоборот, показались мне частью Замысла. Я понял, что в своем движении от Личности полы прорастают друг другом, потому что в разделенном на «Он» и «Она» мире новое единство невозможно.

Я увидел себя в качестве предмета исследований будущих палеонтологов и даже ощутил способность разделить их отчужденный интерес ко всему, что могло бы меня волновать.

Не знаю, мой ли череп держат сейчас в руках, но если скажут, что состояние зубов плачевно, а челюстной сустав наверняка щелкал при попытке откусить что-нибудь потверже, значит, это вполне может быть не бедный Йорик, а то, что осталось от меня.

— «Мужчина», — скажет одно существо другому.

Мы все-таки ближе к ним, чем динозавры. Не исключено, что по праздникам они еще играют в мужчин и женщин. Поскольку половые признаки потеряли связь с Личностью — и тем самым утратили свой сакральный смысл, нетрудно себе представить, насколько забавным может быть костюмированный бал у существ без пола, но с юмором.

41. В их мире даже великие философы — дети

Текст продолжается, но дрожь «верю — не верю» остается.

В сознании собственных пределов, что остается, кроме смирения?

Я думал о Замысле, «как нам дано его понять» — и ничего не пришло на ум, кроме Идеи Выживания.

Есть ли у нас основания полагать, что Замысел отдан нам в руки?

Какие, наконец, основания думать, что нам дано понять весь Замысел, а не только ту его часть, что предназначена для понимания?

Пока мир несомненно познаваем, потому что знания и опыт позволяют устанавливать взаимодействие причин и следствий — в частности, познавать устройство Молекулы.

Ученые удивляются, что строение мира оказывается в соответствии с математическими абстракциями науки, для которой слово «материя» в наши времена столь же бессмысленно, как и слово «чудо».

Трудно не разделить удивление ученых — и в то же время непонятно, чему удивляться, если мозг специально устроен так, чтобы вместить адекватное отражение мира — чтобы можно было в нем выжить.

Умозрение реалий приводит к появлению странного чувства всеобщей предопределенности.

Странное чувство не может не быть странным, потому что всё отдельно происходящее — как и приходящие мысли — случайно, однако в основанном на случайностях процессе угадывается направление.

Появлению странного чувства способствует, в частности, неожиданная легкость, с которой мы создали Новую Биологию и переняли у Молекулы технику создания Воплощений.

Пытаясь разобраться в странных чувствах, Фрейд нашел в себе смелость взять свечу и забраться в темную пещеру. Его путевые заметки свидетельствуют, что пещера внутри нас не снится, а существует, что она извилиста и бездонна.

Тем не менее, Профессор не заблудился, а вышел наружу. Он показал, что нитью Ариадны в потемках психики служит встроенное в нас Влечение к сексу — залог самосохранения Молекулы.

Женщина, прочитавшая мою предыдущую книгу, сказала обо мне, меня не зная:

— Наверное ему с женщинами очень не везло.

В какой-то момент времени, особенно если выпить, я расстроганно соглашусь. В другое время буду спорить из обиды за всех «моих» женщин.

Но что бы я ни делал, для них я останусь виртуальным существом.

В частности, я буду рыбкой в аквариуме, которую оценивают «на активность»: щупальца липкого цветка, готового схватить рыбку, реагируют на движение воды.

Это не помешает мне быть и другой малой тварью — скажем, мышью, вылезшей из норки и излучающей тепло. У змей в жало встроен сенсор тепла. Это очень помогает им в охоте.

Никто не собирается меня есть, но сверхчувствительный прибор не умеет бездействовать: он следит, сколько тепла еще во мне.

Мир в тонах теплоты выглядит иначе, чем в видимом свете.

Мне показалось, что для женщин мужская активность — опасные игры на детской площадке мира.

— Так почему же нет великих философов среди женщин? — спрашиваю себя.

— Потому что в их мире даже великие философы — дети. Пока за ними присматриваешь — некогда философствовать.

Проще всего сказать, что женщиной управляет Сестра-Душа. Однако я сознаю ограниченность своих мужских представлений:

— Выше головы не прыгнешь.