К последнему царству

– Я именно так это и понимал. Мы делаем то, что считаем правильным, а от вас сейчас не требуется ни чего, кроме как быть самим собой. Зачем бы мы полезли к вам с изъявлениями верноподданнических чувств? Мы, так же как и вы, не претендуем на власть. Если победят наши оппоненты, нас всех передавят по одному, а если победят сторонники нашего направления, нам ни кто и «спасибо» не скажет. Но и на «спасибо» мы не претендуем. Мы просто будем жить в той стране, в которой мы хотим жить.

***

Список соборян был наконец составлен, и тогда произошло то, чего ни кто не ожидал. Ставров повычеркивал из этого списка половину фамилий, вместо них вписал свои, не известно чем руководствуясь. Воистину, это была игра без правил, точнее правила изменялись по ходу игры по личному произволу одного человека. Многих это шокировало, тогда Ставров дал необходимые объяснения:

«Я хотел, чтобы состав Собора был максимально случайным, потому что случайности – это язык, на котором Бог говорит с людьми, а мнение людское определяется «страстьми и похотьми». Но, посмотрев избранный состав Собора, я убедился, что здесь очень много людей далеко не случайных. Внимательно посмотрите список вычеркнутых мною церковных иерархов, и вы убедитесь, что все они принадлежат к обновленческому направлению. Это церковные либералы, разрушающие Церковь изнутри. В Церкви этой братии меньше одного процента, а среди избранных иерархов их оказалось чуть ли не половина. Их проникновение в состав Собора – явный результат целенаправленных действий врагов Церкви и врагов России. Кто-то до сих пор жалеет, что я не позволяю губить Россию? Вычеркнул так же явных представителей финансово-промышленных групп. Богачи хотят иметь своего царя. Они его не получат. Убрал так же установленных гомосексуалистов. Кто-то жалеет об извращенцах? Оставил всех, кто не нравится лично мне, но ни какой губительной тенденции не олицетворяет. Говорят, что теперь половина Собора – это личные представители Ставрова. Это в каком смысле? Ни с одним из тех людей, кого я вписал, я лично не знаком, и вы без труда можете убедиться, что ни один из них ни как не связан с властью. Всем известны мои ближайшие соратники и друзья. Ни одного из них я не вписал. Если кому-то не нравится, что Собор избран не демократично, то я должен сказать, что именно в этом его главное достоинство».

***

Собор открыл Ставров, хотя сам он к числу соборян не принадлежал. Его выдвигали, но он отказался. Диктатор был краток:

«Хочу напомнить о том, что безусловно известно всем соборянам: Избиратель на Соборе только один – Бог. Вы собрались не для того, чтобы заявить свою волю, а для того, чтобы найти Божью волю, найти того претендента, который угоден Богу, а не вам. Для этого надо скорее молиться, чем спорить, хотя спорить вам тоже не возбраняется. Искренне надеюсь, что Собор не превратится в процедуру демократическую, а станет органом боговластия. Выдвигайте своих претендентов, обсуждайте их, а дальше я скажу, что будет».

Сначала всё шло более-менее пристойно, соборяне поднимались на трибуну, называли своих претендентов, говорили, чем именно они хороши. Потом всё чаще начали слышаться выкрики с мест, потом эти выкрики становились всё эмоциональнее, потом на выступающих перестали обращать внимание, соборяне чуть ли не все разом повскакивали с мест и начали что-то кричать друг другу, уже ни кто ни кого не слышал. Чтобы призвать их к порядку, надо было кричать громче, чем они, а это вряд ли было возможно. Тогда с места встал председательствующий на Соборе патриарх и тихо-тихо запел «Царю небесный». Едва послышался молитвенный шёпот патриарха, как тут же в зале что-то произошло, криков стало меньше, они стали тише. Когда патриарх вновь запел «Царю небесный», его дослушали уже в гробовой тишине. На третий раз уже все соборяне вместе с патриархом тихо пропели молитву Святому Духу. Тогда святейший воскликнул: «Господь посреди нас!» Весь зал хором ответил: «И есть, и будет!» Патриарх спокойно, как будто ни чего не произошло, сказал: «Продолжим нашу работу».

Выступления возобновились, теперь уже ни кто ни кого не перебивал, все говорили подчеркнуто спокойно. Это было самое настоящее чудо, и под воздействием этого чуда соборяне словно преобразились. Все теперь лучились взаимной доброжелательностью и даже спорили исключительно любезно. До Собора ни кто и представить себе не мог, что все они дружно сойдут с ума, а потом так же дружно станут обществом смиренных молитвенников.

Ставров, когда началось непотребство, уже собирался кликнуть марковцев, чтобы они своим угрожающим видом поостудили горячие головы, и теперь горячо благодарил Бога за то, что не успел это сделать. Собор был бы сорван. О чем можно было рассуждать под дулами винтовок? Результаты такого собора ни кем не были бы приняты, и в первую очередь самими соборянами. Ставров понимал, что они были в пяти минутах от катастрофы.