Читаем "К предательству таинственная страсть..." полностью

Успех Окуджавы-барда в начале 60-х годов был колоссален. Он не усту­пал успеху Евтушенко. Но песни песнями, а между тем одна за другой выхо­дили его книги: “Острова”, “Весёлый барабанщик”, “По дороге к Тинатин”. И, наконец, в 1967 году появилась итоговая книга стихотворений “Март вели­кодушный”. Словом, на протяжении десятилетия Окуджава не сдавался на милость развязанной им самим эстрадной стихии. Издавая книги стихов, он тем самым доказывал, что остаётся не просто сочинителем песен, но и по­этом, что поэтическое слово в его первоначальном значении не потеряло для него смысл. Неоднократно на своих вечерах он говорил о том, что уже не пи­шет песен, а читал стихи, но, как правило, чтение заканчивалось тем, что в конце концов чуть ли не против воли в его руках появлялась гитара. Публи­ка хотела видеть своего кумира таким, каким она однажды полюбила его. Книга “Мартвеликодушный” — стала, пожалуй, самой серьёзной попыткой Окуджавы утвердить себя посредством “чистого” слова. Недаром в аннотации к книге говорилось, что в неё “вошли стихи, написанные поэтом за последние годы. Большинство из них публиковалось в периодике. Завершает книгу цикл стихов-песен, печатающихся впервые, но хорошо знакомых читателям: они часто звучат с киноэкрана, по радио, с концертной эстрады”. Так сам автор провёл грань между стихами-песнями и стихами “в чистом виде”.

Человек стремится в простоту,

Как небесный камень — в пустоту,

Медленно сгорает

И за предпоследнюю версту

Нехотя взирает.

Но во глубине его очей

Будто бы — во глубине ночей

Что-то назревает.


Времена изменят его внешность.

Время усмиряет его нежность...

Одно из первых стихотворений сразу озадачило меня изящной, но бессо­держательной симметрией строчек: “Время изменяет его внешность. Время усмиряет его нежность...” А почему “во глубине его очей будто бы — во глу­бине ночей?” Какое-то первое попавшееся сравнение. Есть что-то необяза­тельное и в красивых словосочетаниях “небесный камень”, “предпоследняя верста”. Может быть, эта словесная вязь всего лишь случайная неудача? От­носясь к творчеству Окуджавы с симпатией, сложившейся ещё во времена триумфального шествия его песен, я стал читать дальше. Но стихи одно за другим убеждали меня в том, что подобное многословие не случайно, что в обилии слов для поэта заключён какой-то смысл:

О, чтобы было всё не так,

Чтоб всё иначе было,

Наверно, именно затем,

Наверно, потому

Играет будничный оркестр

Привычно и вполсилы,

И мы так трудно и легко

Все тянемся к нему.

В этом отрывке 31 слово. Из них 23 — вводные слова, союзы, предлоги, междометия, то есть служебные элементы речи, не имеющие в русском язы­ке самостоятельного значения. Да и основные слова работают лишь в какуюто часть своих возможностей: “привычно и вполсилы” — звучат как синонимы, “трудно и легко” — распространённый тип стандартной поэтической фразы с намёком на некую противоречивую сложность жизни. В общем, остаётся од­на строчка: “Играет будничный оркестр”. Три слова из тридцати одного.

Да не покажется кому-нибудь этот подсчёт механическим: на мой взгляд, это хотя и несколько грубоватое, но убедительное доказательство бессодер­жательности приведённой цитаты, и примеры, подтверждающие эту мысль, рассыпаны на страницах книги “Март великодушный”:

Люблю я эту комнату

Без драм и без расчёта...

И так за годом год

Люблю я эту комнату,

Что, значит, в этом что-то,

Наверное, есть, но что-то —

И в том, чему черёд.

Какой же смысл в этом многословии? Может быть, поэт хочет “присутст­вием” слов заменить отсутствие содержания? Но разве можно пустыми слова­ми бороться с пустотой? А может быть, он, привыкший к песенной условнос­ти, не в силах справиться с ней и прийти к точным мыслям и живым словам?

Иногда, для достоверности, что ли, в стихах Окуджавы вдруг появляется “живое” слово:

Когда затихают Оркестры Земли

И все музыканты ложатся в постели,

По Сивцеву Вражку проходит шарманка —

Смешной, отставной одноногий солдат.


Представьте себе: от ворот до ворот,

В ночи наши жёсткие души тревожа,

По Сивцеву Вражку проходит шарманка,

Когда затихают Оркестры Земли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену