"К предательству таинственная страсть..."

И тут, хочешь не хочешь, приходится отвечать на вопрос: для кого Россия в 30-е годы строила социализм? Неужели, если согласиться с Утёсовым, со­ветский человек, создавая “построенный в боях социализм” (Маяковский!), не имел прав и возможностей пользоваться его плодами? В чём же здесь де­ло? Неужели в том, что “каста проклятая” (как называл Сталин сословие пар­тийной, советской и культурной номенклатуры), совершив с помощью просто­народья политическую, экономическую и культурную революцию, решила к середине 30-х годов, что она достигла главного: построила социализм для себя, и что всяческие притязания простонародья на свою долю социализма нужно называть “антисемитизмом”? То, что такое предположение недалеко от истины, подтверждают страницы из книги русского человека Юрия Елагина, вышедшего из среды дореволюционного сословия инженеров и фабрикантов и ставшего в 30-е годы сотрудником театра имени Вахтангова. Книга, кото­рую он назвал “Укрощение искусств”, была издана в 1952 году в американ­ском издательстве им. А. П. Чехова, и речь в ней шла об условиях жизни в 30-е годы эстрадной и театральной элиты, к коей принадлежал и поклонник Евгения Евтушенко Леонид Утёсов. Вот что пишет об этой жизни её честный свидетель, музыкант Елагин, побывавший в те годы в русской глубинке на берегах Оки возле городка Елатьмы, где советское правительство после опу­стошившей эти земли коллективизации передало их вахтанговцам, которые построили для себя на развалинах крестьянского быта не плебейский “соци­ализм идиотов”, а настоящий социализм советской знати.

“В скором времени нельзя было и узнать ещё недавно заброшенную усадьбу. Она ожила и расцвела вновь, составив потрясающий контраст с ок­ружавшей её бедностью, убожеством и дичью. Вахтанговцы оказались блес­тящими “колонизаторами”. Уже в первом же году наш дом отдыха оказался устроенным превосходно. Дом был заново отремонтирован. Были выстроены две новые дачи, разбита теннисная площадка, расчищен старый парк, при­ведён в порядок большой фруктовый сад.

На соседних лугах паслись наши стада коров. В просторном свинарнике было полно свиней. Местные крестьяне обрабатывали вахтанговские огороды и засевали наши поля. Они же работали на кухне, пасли коров, рубили дро­ва, расчищали парк. Как богатые феодалы, как конкистадоры среди покорно­го покорённого народа жили мы — советские артисты и музыканты, среди “са­мых передовых крестьян в мире” — советских колхозников в социалистичес­ком государстве в эпоху сталинских пятилеток, когда, по словам “Краткого курса истории ВКП(б)”, социализм был уже почти осуществлён в нашей стра­не и оставались совсем пустяки до полного его завершения.

В дополнение к продуктам, получаемым от нашего собственного хозяйства, дирекция театра получила в Москве разрешение правительства на снабжение нашего дома отдыха “совнаркомовским” пайком, который в то время выдавал­ся только самым ответственным партийным и правительственным работникам. И нам стали регулярно доставлять из Москвы первоклассные продукты: сыры и колбасы, ветчину и икру, лучшие конфеты и превосходное печенье. Никог­да я не ел так вкусно и обильно, как в нашем доме отдыха в 1933 году.

Знали ли мы тогда, что в эти же самые дни лета 1933 года в других обла­стях нашей страны — на Украине и Северном Кавказе — вымирали от голода миллионы наших соотечественников? Что трупы валялись неубранными на улицах деревень и городов? Что было много случаев людоедства? Знали ли мы всё это? Верили ли мы этому? Нет. Мы старались об этом не знать. Мы при­лагали все свои усилия к тому, чтобы этому не верить. Подобно миллионам советских граждан, мы учились заглушать голос нашей совести, ибо как же можно было жить иначе? А мы все любили жизнь и хотели жить”.

Ну, как тут не вспомнить манифест Алексея Ганина “Мир и свободный труд народам”, за сочинение которого он и его друзья были расстреляны в 1925 году по воле Ягоды и Агранова, которые вместе с Утёсовым, конеч­но же, бывали в “Вахтанговском раю”, описанном Елагиным в книге “Укроще­ние искусств”. Но по свидетельству того же Елагина, в культурной жизни 30-х годов существовала ещё одна прослойка, которая по уровню своих доходов и благ даже опережала уровень вахтанговского, то есть самого привилегиро­ванного “правительственного” театрального коллектива Москвы.

“Однако тогда же, в годы 1933-1935, существовали музыканты, кото­рые, — пишет Елагин, — хотя формально и не имели всех “закрытых” благ за­кулисной театральной жизни, но зато зарабатывали такие огромные деньги, что без труда получали все преимущества, какие только могли иметь привилегированнейшие из советских граждан. Это были музыканты известных джа­зов, достигших как раз к этому времени зенита своей всенародной славы и популярности. Известные руководители советских джазов — Александр Цфа­сман, Леонид Утёсов, Яков Скоморовский — зарабатывали несколько десят­ков тысяч рублей в месяц, и их музыканты — не менее 5000”.