Читаем К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама полностью

С розовой пеной усталости у мягких губЯростно волны зеленые роет бык,Фыркает, гребли не любит – женолюб,Ноша хребту непривычна, и труд велик.Изредка выскочит дельфина колесоДа повстречается морской колючий еж,Нежные руки Европы – берите все,Где ты для выи желанней ярмо найдешь?Горько внимает Европа могучий плеск,Тучное море кругом закипает в ключ,Видно, страшит ее вод маслянистый блеск,
И соскользнуть бы хотелось с шершавых круч.О, сколько раз ей милее уключин скрип,Лоном широкая палуба, гурт овецИ за высокой кормою мелькание рыб —С нею безвесельный дальше плывет гребец!

В этом стихотворении обыгрывается достаточно много фразеологии, хотя она практически не затрагивает сюжетного развития и глубинного смыслового уровня.

Лексический ряд первой строки модифицирует идиому с пеной у рта (с синонимической заменой рот – губы), притом что пена возникает и под влиянием разбитой коллокации морская пена / пена моря (см. лексему море в третьей строфе). Идиоматический смысл выражения с пеной у рта

сразу не проявляется, но переосмысляется в следующей строке: «Яростно волны зеленые роет бык». Здесь же обращает на себя внимание метафорическая замена моря на сушу: бык роет волны по аналогии с выражением рыть землю (ср.: конь роет землю копытом)[84]. Сам бык далее будет в восприятии Европы описываться как горный ландшафт («И соскользнуть бы хотелось с шершавых круч»).

Эта постоянная игра с меной свойств воплощается и в частотном для поэзии Мандельштама приеме переноса эпитета: прилагательное тучный появляется в ряду языковых ассоциаций со словом бык, но перемещается к слову море для создания нового, сложного образа со своим отдельным смыслом. Возможно, и прилагательное могучий в сочетании могучий плеск тоже изначально связано с образом быка. Нечто подобное происходит и в словосочетании

лоном широкая палуба – слово лоно вместе с эпитетом широкий могло прийти из устойчивого лексического окружения моря (ср. широкое лоно моря у Жуковского, Майкова).

Строка «Где ты для выи желанней ярмо найдешь?» обыгрывает идиоматическое выражение вешать себе ярмо (хомут) на шею, которое поэтически модифицируется (шея выя) и встраивается в контекст буквально: бык везет на своей шее Европу. Учитывая мифологический сюжет стихотворения, интересно отметить, что часто это выражение употребляется в отношении брака.

В остальных случаях такого глубокого, семантического взаимодействия с устойчивыми выражениями не происходит. Однако в основе многих сочетаний, несомненно, лежат «готовые» связанные элементы. Так, гурт овец возникает как контаминация выражений гурт быков и отара овец; фраза море закипает в ключ

отталкивается от выражения бить / кипеть ключом; устойчивыми представляются коллокации широкая палуба, скрип уключин, маслянистый блеск. Отметим и употребление разговорного модального выражения видно («Видно, страшит ее вод маслянистый блеск…»), а также конструкции X-у милее что-либо, включенной в текст с нарушением литературной нормы: «О, сколько раз ей милее уключин скрип» (грамматическая фразема сколько раз здесь, по всей видимости, заменяет насколько или во сколько раз).

Заметим, что в отличие от стихотворения «В огромном омуте…», в этом тексте обыгрывание идиоматики скорее поверхностное. Оно обеспечивает повышенную семантическую связность текста (поскольку все слова из устойчивых выражений намеренно перепутаны), но практически не затрагивает глубинного смыслового плана. В данном случае реализованные через идиоматику языковые сдвиги позволяют обновить хорошо известный читателю и заданный в самом начале текста мифологический сюжет.

3. «ДОВОЛЬНО КУКСИТЬСЯ. БУМАГИ В СТОЛ ЗАСУНЕМ…» (1931)

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги