К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

Мастерица виноватых взоров,
Маленьких держательница плеч,
Усмирен мужской опасный норов,
Не звучит утопленница-речь.

Ходят рыбы, рдея плавниками,

Раздувая жабры: на, возьми!
Их, бесшумно окающих ртами,
Полухлебом плоти накорми.

Мы не рыбы красно-золотые,

Наш обычай сестринский таков:
В теплом теле ребрышки худые
И напрасный влажный блеск зрачков.

Маком бровки мечен путь опасный.

Что же мне, как янычару, люб
Этот крошечный, летуче-красный,
Этот жалкий полумесяц губ?

Не серчай, турчанка дорогая:

Я с тобой в глухой мешок зашьюсь,

Твои речи темные глотая,
За тебя кривой воды напьюсь.

Ты, Мария – гибнущим подмога.

Надо смерть предупредить – уснуть.
Я стою у твердого порога.
Уходи, уйди, еще побудь.

Как нам представляется, различные идиомы и коллокации в этих стихах не просто обыгрываются (как в последних двух примерах) – идиоматика организует смысловое развитие текста. Иными словами, язык в целом и его фразеологический план в частности позволяют формализовать семантику «Мастерицы…». Хотя анализ глубинного смыслового плана стихов уже предпринимался [Золян, Лотман 2012: 129–141; Успенский Б. 2018б], с нашей точки зрения, стоит сделать более сильный акцент именно на идиоматике, поэтому ниже мы предложим свой вариант разбора этого хрестоматийного текста.

Стихотворение разворачивается на пересечении нескольких семантических полей – ‘любовь’, ‘речь’, ‘вода’, ‘темнота’, ‘восток’, ‘смерть’.

В начале любовная тема соединяется с темой речи / немоты. Характеристика героини в первых строках дается в неожиданном языковом плане. Валентность слова мастерица

заполняется не глаголом, как того требует узус, а конструкцией прилаг. + сущ. (то есть взоры становятся семантической заменой глагола со значением ‘смотреть’). При этом словосочетание виноватые взоры является синонимической трансформацией коллокации виноватый взгляд.

В выражении держательница плеч также нарушается сочетаемость: «держательница заставляет ждать чего-либо вроде акций (ср. в другом стихотворении: „держатели могучих акций гнейса“)» [Левин 1998: 43]. Таким образом взоры и плечи оказываются в смысловом плане атрибутами героини, которыми она располагает как внешними объектами, способными приносить своего рода доходы и дивиденды.

В то же время последовательность слов в выражении держательница плеч

может быть мотивирована – только в лексическом, но не в смысловом плане – идиомой держать что-либо на своих плечах или – соотнося с контекстом – в ее вариации: держать что-либо на своих хрупких плечах[85].

В первой строфе описание женщины осложняется семантическими полями ‘воды’ и ‘речи’, причем осложнение происходит благодаря фразеологии. Образ утопленницы-речи в языковом плане основывается на трансформации идиомы (молчать) как воды в рот набрать, которая понимается как буквально, так и усиленно (вода во рту переосмысляется как утопление). Соединенное семантическое поле ‘воды’ и ‘речи’ получит развитие в 5‐й строфе (см. ниже).

Действие второй строфы разворачивается в водном пространстве, и героями в ней становятся рыбы, которые одновременно и антропоморфизируются, и обладают всеми внешними признаками настоящих рыб. Семантика двоится, и это двоение воплощается на уровне идиоматики. В первой строке («Ходят рыбы, рдея плавниками») выражение ходят рыбы основывается на нормативных коллокациях, ср.: рыба ходит косяком, рыба идет и т. п. К тому же с учетом предыдущих (любовная тема) и дальнейших строк глагол ходить провоцирует ассоциацию с человеческими действиями.

Дальше это взаимоналожение семантических признаков развивается: в описаниях, однозначно относящихся к рыбам, за счет идиоматики проступают свойственные человеку особенности.