К. С. Петров-Водкин. Жизнь и творчество

Примечательна поездка Петрова-Водкина в 1904 году в Лондон на фабрику Дультона, где происходил перевод написанного им живописного эскиза образа Богоматери для клиники Вредена в майолику^[26]. Молодой художник побывал в промышленной столице мира, ошеломившей его масштабами великого города, знаменитыми музеями, соборами, парками, подземкой… Посещение Национальной картинной галереи расширило его знакомство с итальянскими мастерами Возрождения, начатое в петербургском Эрмитаже, и еще больше подогрело желание увидеть Италию. Впечатления, полученные в лондонской галерее Тейт, дали импульс к созданию ряда живописных полотен 1910-х годов.

Поездки за границу для продолжения учебы и обретения новых художественных впечатлений настоятельно рекомендовал молодому художнику Борисов-Мусатов. Творческие контакты, характеризующиеся взаимным интересом и огромным уважением Петрова-Водкина к творчеству старшего мастера, начались еще в период росписи саратовской церкви и продолжились летом 1903 года, которое Борисов-Мусатов вместе с семьей проводил в пригороде Хвалынска Черемшанах.

В 1905–1906 годах Петров-Водкин совершил путешествие на пароходе из Одессы в Италию через Турцию и Грецию, выполнив неосуществленное в первую поездку намерение. В конце октября (по старому стилю) он на пароходе «Стура» отплыл из Одессы в Италию. По пути художник имел возможность осмотреть Стамбул-Константинополь, города западного побережья Турции, Афины и другие города Греции. Обогнув Пелопоннес, «Стура» направилась в Венецию. Во время путешествия на пароходе художник сделал несколько живописных этюдов.

Из Венеции Петров-Водкин поехал в Верону и Милан, а затем во Флоренцию. В письмах он подробно описывал свои впечатления: «Теряешься перед Собором Милана; когда я через полчаса добрался на верхнюю башню собора, я онемел от какого-то религиозного чувства, я испытал такую радость, благодарность к человеку, который умел так говорить этим белым мрамором, поднятым на высоту, где сердце замирает, где таким близким кажется небо, где веришь, что человек прекрасен, что его жизнь имеет какой-то святой смысл, что он не даром мучается на земле, что он несет какую-то задачу. Внизу в тумане, в дымке огромный город, и движутся маленькие, как муравьи, люди, и сюда доносится слабый гул этого моря жизни, и таким это кажется ничтожным и вместе с этим великим, потому что из этого шума слагаются гимны, и белый мрамор, как молитва этого мученика на земле возносится высоко к нему, кутаясь облаками и блестя солнцем…»^[27]

Наш герой осмотрел Рим, совершил поездку в Неаполь и побывал на Везувии, в Помпее, намеревался посетить Сицилию. В целом этот план был выполнен. Петрову-Водкину не удалось лишь совершить поездку на юг в Сицилию. Во время путешествия по Италии он пребывал в приподнятом, активно-творческом состоянии, стремился увидеть как можно больше: «…Так многое хочется сделать и так много надо работать, чтобы дать людям самое хорошее, искреннее, что в тебе есть. И какой это огромный труд, чтоб дать именно то, что вечное, что святое для человеческой души, чтобы не прибавить лишнего сора, грязи, чтоб просветлять веру человека в жизнь и его назначение на земле…»^[28]

Освоение молодым художником европейской культуры во всем объеме — от Ренессанса, может быть даже от античности, до новейших поисков в искусстве и литературе — шло чрезвычайно быстрым темпом, очень напряженно, взахлеб. Судя по письмам, основное время и внимание в этот раз отданы были осмотру и осмыслению памятников классической архитектуры и живописи, но не собственной творческой работе. Если судить по письмам и сохранившимся в архиве материалам, в Италии Петров-Водкин практически не делал этюдов и зарисовок.

В «Пространстве Эвклида» он увлекательно рассказывает о работе над натюрмортом в Италии, а в главе «Живая натура» описывает романтическую историю своей любви к натурщице Анжелике и работы над ее портретом. Насколько документальны эти эпизоды, сказать трудно, в письмах они не нашли отражения. Произведений, определенно датированных временем пребывания в Италии, мы не знаем. Примечательно, что в письмах из Италии неоднократно встречаются упоминания о работе над литературными произведениями: «Здесь кажется все высмотрел и кое-что написал пером», — сообщал художник матери. «Работаю только пером…» — заметил он в письме Радищеву^[29]. В этот период он явно колебался между двумя профессиями в искусстве: художника-живописца и литератора.

Без итальянских впечатлений Петрова-Водкина невозможно понять его дальнейшее творчество. Полотна мастеров итальянского Возрождения, метод и приемы их живописи вошли в глубь творческого сознания, заявив о себе в его зрелых работах последующих лет. Особенно существенным, и это отмечал впоследствии сам художник, было воздействие произведений Джованни Беллини, образов его мадонн.