К сердцу Африки

Это было в 1952 году, когда я впервые прибыл в Судан. Я как раз собирался заменить колесо на своей машине, как вдруг внимание мое было привлечено этой странной песней. И удивительнее всего было то, что она звучала здесь, посреди безлюдной саванны, в самом сердце Судана.

Непонятные звуки все приближались и приближались, и скоро я заметил, что они несутся из огромного облака пыли, которое двигалось нам навстречу. Отсвечивающая желтизной дорога и облако вдруг слились воедино, и казалось, будто люди, ноющие эту изумительную песнь, не идут по земле, а плывут по воздуху.

Они передвигались плавно и быстро, и это было нечто среднее между танцем и бегом. В руках у них были двухметровые палки, которыми они размахивали в воздухе.

Когда они вплотную приблизились к машине, я решил, что благоразумнее всего будет залезть в кабину.

Это были мужчины, сложенные как настоящие атлеты; с каждого из них можно ваять статую Геркулеса. У них были такие могучие грудные мышцы, что издали казалось, будто это женщины. По их запыленным телам струился пот, оставляя темные влажные борозды. Все они были совершенно нагие, если не считать кожаного пояска с хвостиком сзади.

Что они поют? Призыв ли это к борьбе не на жизнь, а на смерть или песнь мира?

Никто из них не удостоил меня даже взглядом. Они неуклонно двигались вперед, словно солдаты на учениях, но походка Их не имела ничего общего с солдатским шагом. И без единой паузы они пели свою монотонную, как стук мотора, песнь, ни разу не сбиваясь с этого удивительного, непостижимого ритма.

Это была моя первая встреча с мужчинами масса!

Зеркальная гладь реки Логоне подернулась золотой пленкой. Зеленые и голубые тона исчезли, зато прибрежный камыш вдруг вспыхнул всеми оттенками желтого цвета, оттеняя черные силуэты вывороченных древесных корней. А еще через несколько минут наступила тропическая ночь с темно-фиолетовым небом, сверкающими звездами и светляками, прорезающими тьму, словно снопы искр.

Я лежал в реке, погрузившись в воду по самые уши. Ногой я держался за корягу, и прохладный поток мягко ласкал и массировал мое измученное зноем тело.

Стая ткачей громко кричала с дерева, нависающего над самой рекой. Возможно, они заметили змею, которая подбиралась к их гнездам. Но оснований для тревоги у них не было, так как они предусмотрительно построили свои жилища над водой.

Мимо меня пролетело несколько болотных птиц, со свистом рассекающих воздух крыльями. Две утки уселись совсем рядом со мной. Они тут же заметили меня, но, казалось, не поверили глазам. Лишь через несколько секунд они смекнули, что им угрожает опасность. Размахивая крыльями, они побежали по воде, набрали нужную скорость и взлетели над рекой.

Внезапно появилась стая маленьких зеленых попугаев. Они летели гурьбой, словно пригоршня камешков, брошенных в небо чьей-то могучей рукой. Попугаи уселись на огромное дерево и затеяли какой-то длинный разговор. Они говорили с такой страстью, словно это была их последняя ночь: впрочем, для некоторых из них она, возможно, и была последней. Эти зловещие тропические ночи с удовольствием пожирали неосторожных маленьких пичужек, а наутро уцелевшие попугаи шумели и кричали еще громче, чтобы выразить свое презрение к врагам и прогнать страх.

Казалось, вся здешняя фауна вдруг пробудилась после дневной спячки и теперь неистово наслаждается кратким мигом вечерней прохлады. А потом наступит ночь и все живое погрузится в сон.

Внезапно на фоне вечернего неба появились два черных женских силуэта. Женщины направлялись к реке, а на голове они несли глиняные кувшины. Выйдя на берег, они остановились — две статуи, изваянные из черного эбенового дерева. Они были совсем нагие, если не считать тонкой тесьмы на животе. Но сейчас они осторожно сняли и эту тесьму, повесив ее па куст. После этого они вошли в воду. Словно расшалившиеся дети, они брызгали друг на друга золотыми отблесками предзакатного солнца.

Вдруг они заметили мою маленькую палатку и застыли на месте — две статуи из бронзы и огня.

Потом они увидели мою одежду и стали рассматривать ее. И тогда я вышел из своего речного убежища, нагой, как Адам. Обе Евы слабо вскрикнули и побежали, словно две легконогие газели. Но тут же остановились: любопытство восторжествовало над страхом, и не успел я настолько высохнуть, чтобы начать одеваться, как они подошли ко мне и стали меня ощупывать. Я был белый, и они никак не могли понять, то ли я шелушился, то ли у меня действительно была белая кожа. Мои ноги и спина стали темно-коричневыми под солнцем Сахары, но нижняя половина тела, обычно скрытая шортами, казалось, была спрятана под широким белым поясом, и именно эта половина вызывала, я бы сказал, повышенный интерес у обеих красавиц.

Когда девушки вдоволь насмотрелись на меня, они надели свои тесемки, наполнили водой кувшины, поставили их на голову и, усмехаясь, направились домой в деревню.

Еще несколько мгновений их силуэты четко вырисовывались на фоне быстро темнеющего неба, а потом они словно растаяли во мраке ночи.

Это была моя первая встреча с женщинами масса.