К суду истории. О Сталине и сталинизме

В романе «Бесы» Достоевский дает искаженную картину русского революционного движения. Но отдельные образы этого романа заслуживают внимания. Ибо в русском революционном движении второй половины XIX века были не только такие люди, как Рахметов, Кирсанов, Лопухов, Вера Павловна, изображенные у Чернышевского в романе «Что делать?». К сожалению, были в этом движении и такие фигуры, как Верховенский, этот интриган и обманщик, подлец и убийца, который готовил себя к принятию власти в «новой» России и который хотел сплотить своих немногочисленных последователей не общими идеалами и благородными целями, а общей ответственностью за совершенные преступления. Известно, что прототипом Верховенского был Сергей Нечаев (1847 – 1882), организовавший в конце 60-х годов тайное общество «Народная расправа». Нечаев призывал своих сторонников «во имя социализма» отвергнуть «изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благородства и даже самой чести». Нечаев заявлял: «Революционер знает только одну науку – науку истребления и разрушения. Он живет в мире только с этой целью. Не оставить камня на камне, как можно больше развалин, бесследная гибель большинства революционеров – такова перспектива. Яд, нож, петля – Революция все равно освящает» [523] . Культ своей личности, слепое повиновение «вождю», система взаимного шпионажа между социалистами, объединенными в отдельные ячейки, многоступенчатый обман всех членов организации, провокация – таковы, по Нечаеву, методы и условия торжества социализма.

Преступления, которые совершаются во время революции и после нее, дают нередко повод осуждать всякие революции и всякого революционера. В своей небольшой книге «Выход из лабиринта» Е. Н. Гнедин писал: «Я склонен взять под защиту революционный характер. Задача не простая и вызывающая у меня внутреннее сопротивление, когда я думаю о том, что "революционерами" объявляют себя на Западе оголтелые экстремисты, настоящие преступники против человечества.

Характер, толкуемый мною в положительном смысле, не проникнут духом ненависти, должен быть лишен фанатичной узости и догматической ограниченности. Я напоминаю, что из истории человечества и из индивидуальных судеб неустраним тот плодотворный революционный новаторский дух, который есть одновременно и дух трагедии. Яркими подтверждениями этой мысли богата всемирная история и литература. По многим причинам в советском обществе не в чести воспетый и осмеянный, плодотворный и губительный, рвущийся к звездам и погрязающий в земной трясине революционный характер, идеалист, революционный романтик. К нему сейчас в советском обществе относятся с гневом и осуждением пылкие молодые люди, отвергающие косную государственную систему, и со злобной иронией – самодовольные охранители системы. Революцию отрицают и благородные противники насилия, и корыстолюбивые бюрократы, опирающиеся на насилие государственной власти. Между тем ряд лет мятежные настроения были в нашей стране массовым явлением, когда возникли надежды, что Россия, вступив на путь революции, исполняет историческую миссию. Независимо от таких "космополитических" чаяний, в те годы революционные характеры сложились в различных слоях общества, в особенности в рабочей среде, но и в крестьянстве, когда казалось, что осуществимы давние ожидания справедливого передела земли. Мечта о справедливости сочеталась с революционностью» [524] .

Более метко и точно эти же мысли изложил в одной из своих статей 1918 года А. М. Горький. Он писал: «Наблюдая работу революционеров наших дней, ясно различаешь два типа: один, так сказать, вечный революционер, другой – революционер на время, на сей день.

Первый, воплощая в себе революционное прометеево начало, является наследником всей массы идей, двигающих человечество к совершенству, и эти идеи воплощены не только в разуме его, но и в чувствах, даже в области подсознательного. Он – живое, трепетное звено бесконечной цепи динамических идей, и при любом социальном строе он всей совокупностью своих чувств и мнений принужден на всю жизнь остаться неудовлетворенным, ибо знает и верит, что человечество имеет силу бесконечно создавать из хорошего – лучшее. Он жарко любит вечно юную истину, но не настолько ...чтобы вбивать ее кулаком в сердце и головы людей, которые порабощены мертвой правдой прошлого...

Революционер на время, для сегодня, – человек, с болезненной остротой чувствующий социальные обиды и оскорбления – страдания, наносимые людьми. Принимая в разум внушаемые временем революционные идеи, он по всему строю чувствований своих остается консерватором, являя собой печальное, часто трагикомическое зрелище существа, пришедшего в люди как бы нарочно, чтобы исказить, опорочить, низвести до смешного, пошлого и нелепого культурное, гуманитарное, общечеловеческое содержание революционных идей.