К суду истории. О Сталине и сталинизме

Известно, что Комиссия Советского Контроля, преобразованная вскоре в Наркомат госконтроля, была всего лишь заурядным контрольно-ревизионным органом, ее работники проводили различные ревизии и составляли докладные записки о замеченных нарушениях. Что касается Комиссии Партийного Контроля при ЦК ВКП(б), то она занималась в основном рассмотрением персональных дел и апелляций коммунистов. Широкие массы и рядовые члены партии отстранялись от участия в контроле. Была постепенно свернута и вся созданная ранее система органов Рабоче-Крестьянской инспекции: группы и ячейки содействия РКИ, секции РКИ, бюро жалоб, «легкая кавалерия» и т. п. Все это открывало дорогу для усиления бюрократических и административных начал в управлении, ослабило борьбу с беззакониями и злоупотреблениями властью.

Несомненно, что создание эффективного контроля при централизованной однопартийной системе – это очень сложная проблема, весьма сходная с задачей о квадратуре круга. Лучшая система контроля – это свободная деятельность оппозиционных партий и независимой от государственных органов печати. Но и в условиях СССР можно было бы создать гораздо более эффективные системы народного контроля, чем те, которые существовали при Сталине. Между тем Сталин ликвидировал даже те «второсортные» системы контроля, которые были созданы при Ленине, и это обстоятельство облегчило для Сталина узурпацию власти в стране и партии.

НЕДОСТАТОК ОБРАЗОВАНИЯ, КУЛЬТУРЫ И ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ ТРАДИЦИЙ СРЕДИ НАСЕЛЕНИЯ РОССИИ И СССР КУЛЬТ СТАЛИНА И НАРОДНЫЕ МАССЫ

Мы знаем, что во всяком революционном движении именно поддержка народных масс имеет в конечном счете решающее значение. Именно народ рано или поздно свергает всякого рода тиранов и деспотов. Однако в другое время эти же народные массы служат наиболее прочной опорой для деспотизма. «Каждый народ, – говорил Маркс, – достоин своих правителей». «Простые люди, – писал один из арабских мыслителей XIX века, – пища для деспота и его сила; он властвует над ними и с их помощью притесняет других. Он держит их в плену, а они прославляют его могущество, он грабит их, а они благословляют его за то, что он сохранил им жизнь. Он унижает их, а они превозносят его величие; он натравливает их друг на друга, а они гордятся его политикой... Словом, простой народ своими руками режет себя от страха, происходящего от невежества. Будет уничтожено невежество – исчезнет страх, положение изменится» [685] .

В предыдущих разделах нашей книги мы уже говорили о том, что Сталину удалось обмануть народные массы и что в этом сказалась не только хитрость его как политического демагога, но и недостаточный исторический опыт народа, недостаток образования и культуры, слабость демократических традиций и т. д. Россия была подготовлена своим предшествующим развитием к революции, но она также была подготовлена и к такому развитию революции, которое вело к режиму тоталитарного и деспотического, казарменного социализма, т. е. к сталинизму.

Этот вопрос – о взаимосвязи и преемственности между Россией XIX и Россией XX веков, между Россией Николая I и Николая II и Советской Россией Ленина и Сталина, между самодержавием русских царей и самодержавием Сталина – до сих пор является предметом ожесточенных дискуссий между различными представителями эмигрантской мысли и западной советологии, между официальной советской историографией и националистическими течениями в современной советской литературе и публицистике. Не вдаваясь во все оттенки мнений, приведем лишь некоторые крайние высказывания. Так, например, редактор издаваемой в Париже газеты «Русская мысль» Ирина Иловайская не так давно писала: «Наша точка зрения, если отжать ее до самой сути, состоит в полном отвержении тождества русской и советской государственности. Отвергаем и опровергаем мы это тождество не наследственно и традиционно, а исходя из четкого понимания, что ни в каком плане и ни в какой области возникшая после революции коммунистическая машина не связывается с историческим прошлым России, не ложится в русло русской культурной и духовной традиции. Эта машина не является продолжением России даже в самых худших имперских и крепостнических проявлениях последней, как бы умело и успешно ни использовала она самые низкие человеческие черты, отчасти этими явлениями порожденные: сама их природа, качество зла различны... Русская история прервалась большевистским переворотом, когда она уже четко шла к либерализации и демократизации, к европейской уравновешенности и сверхъевропейской гуманности. Оттуда и должна она восстановиться... » [686] .