К вопросу о миражах

Они друг за другом прошли в комнату — это была малюсенькая душная комнатка с окном, выходящим во двор на калитку и глухую стену каменного забора, в которой помещался лишь диван и совсем небольшой столик, втиснутый между диваном и стеной.

— Шеф ни меня, ни сменщика никогда не пускал в комнаты дома, и как только приезжали, он шел в комнату, а я в свое помещение, — продолжал Семенов, — где-то минут через пятнадцать после нашего приезда приехала Татьяна с дочкой, и они прошли в дом, а потом, спустя несколько минут, она уехала, сказала мне, что дочка после бассейна устала и улеглась спать. Я несколько раз выходил во двор для обхода, и ничего подозрительного не было. Когда входил в прихожую, то слышал в комнате громкий звук от телевизора, играла музыка. Я еще подумал, что Леночка может проснуться от такого шума. Где-то в начале одиннадцатого вечера я услышал надрывный лай соседской овчарки — она уже не молодая и редко подает голос. Я вышел во двор и, немного приоткрыв калитку, почувствовал, что кто-то придавил мне к лицу мокрую тряпку с отвратительным запахом; больше ничего не помню, вырубился мгновенно. Когда очнулся, встал с земли и пошел в дом, понял — вот она, беда. Входная дверь и дверь в комнату были открыты настежь, и я увидел шефа, лежащего на полу у телевизора. Он держался за сердце и хватал ртом воздух. Ну, я переложил его на диван, намочил два полотенца, приложил одно ко лбу, другое в область груди, и хотел уже бежать за помощью, как приехала скорая, а затем и милиция.

— Так это не вы вызвали? — спросил Кудрин.

— В том и дело, что не я, просто не успел еще, — с повышенной интонацией в голосе проговорил Семенов, — приехавший врач сделал шефу укол и сказал, что это похоже на обширный инфаркт. Потом его положили на носилки и увезли, как сказал врач, в первую городскую больницу.

— Как выглядел человек, придавивший к вашему лицу тряпку? — спросил Кудрин

— Не могу сказать, мне сразу в лицо эту тряпку сунули, — ответил Семенов.

— Так, значит, калитка, а потом сразу — тряпка, — вслух медленно повторил Евгений Сергеевич.

— Получается, что так, — тихо подтвердил он.

— Может быть, вспомните еще что-нибудь, что могло вас насторожить? — давил Кудрин.

— Никак нет, все было как обычно, ничего больше сказать не могу, — сказал Семенов и умолк.

— Ну, хорошо, — сказал Кудрин, — пойдемте к калитке и покажите место, где лежали на земле. — Откуда ни возьмись, навязался куплет известной песенки: «Солдатушки, браво, ребятушки, а где ваша слава?»

К ночи резко похолодало, дождь наконец-то перестал лить, природа успокоилась, оцепенела. Они вышли из дома, и Семенов показал то место, сохранившаяся с лета трава там действительно была изрядно помята, и это в какой-то мере был аргумент, что он говорит правду.

Во дворе дома в этот момент работал эксперт-криминалист, которому Кудрин передал найденную зажигалку.

Из дома вышел совсем еще молоденький кинолог, ведущий на поводке огромную, важно шагающую овчарку, доложил, что следов собака чужих не учуяла, а вот на улице у дома собрались любознательные жители села.

— Так вот, — продолжал кинолог, — одна из женщин сказала, что примерно часа полтора назад видела двоих мужчин у калитки двора Свирского.

— Очень хорошо, а где она? — нетерпеливо спросил Кудрин.

— Да вон у дома стоит на улице, в цветном платке, — махнул рукой кинолог и показал на среднего возраста женщину в цветастом платке, стоящую на центральной дороге.

Кудрин еще издали внимательно оценил женщину, подошел к ней, представился и попросил рассказать о том, что она видела.

— Я — Деева Любовь Алексеевна, живу рядом, прямо напротив Свирских, — угодливо затараторила женщина, переминаясь с ноги на ногу в резиновых сапожках. — Где-то около одиннадцати вечера я вышла из дома встретить дочку с тренировок из Лужников. Когда муж в командировке, я всегда ее встречаю. Очень поздно тренировки заканчиваются. Так вот, встретила я дочку, и мы идем по улице, а когда подходили к дому, я увидела двух мужчин, стоящих у калитки дома Свирского. Оба были среднего роста, в темных куртках, на голове у одного я заметила вязаную шапочку, хотя воротник куртки и закрывал лицо. А вот другого я очень хорошо увидела, он стоял напротив фонарного столба. У него был такой четкий пробор в волосах, — она невольно ткнула себя в темечко, давая понять, что именно здесь должен быть пробор. При этом она так наглядно двигала головой, что платок то и дело сползал, и ей приходилось резким движением возвращать его обратно. — И нос еще с большой горбинкой, а на правой щеке, вот здесь, — она показала у своего носа, — большая родинка…

— А еще что-нибудь запомнили? — в надежде спросил Кудрин.

— Да вроде все, — выпалила Деева, — это же мельком было, мне как-то ни к чему было приглядываться.

— Вы так хорошо описали того мужчину, хотя и видели мельком, — сказал Кудрин.