К вопросу о закономерностях переходного периода (критические замечания на книгу тов. Преображенского «Новая экономика», изд. Комм, академии, М., 1926

«Ценностная форма продукта труда есть самая абстрактная, но в то же время наиболее общая форма буржуазного способа производства, который через нее характеризуется, как особый тип (Art) общественного производства, следовательно исторически. Поэтому, если в ней видят вечную естественную форму общественного производства, то обязательно проглядывают специфические особенности ценностной формы, следовательно, в товарной формы, далее развивая, денежной формы, формы капитала и т. д. Отсюда можно найти у экономистов, которые вполне согласны между собой относительно измерения величины ценности рабочим временем, самые пестро-причудливые и противоречивые представления о деньгах, т. е. о готовой форме всеобщего эквивалента... В противоположность этому возникла система реставрированного меркантилизма (Ганиль и т. д.), которая видит в ценности лишь общественную форму или, лучше сказать, ее бессубстантную видимость (substanzlosen Schein)»[18].

Маркс тщательно анализирует закон трудовых затрат: а) в условиях «патриархального производства» крестьянской семьи; b) в ассоциации «свободных людей», работающих при помощи общественных средств производства по плану, где «общественно-планомерное распределение (рабочего времени.— Н. Б.) устанавливает правильную пропорцию между различными трудовыми функциями и различными потребностями»[19], наконец, с) в товарном хозяйстве, где закон трудовых затрат надевает на себя фетишистский наряд закона ценностей. Таким образом, закон трудовых затрат — голенький или в костюме — оказывается обязательным и универсальным регулятором хозяйственной жизни.

А теперь вспомним, что говорит тов. Преображенский о переживаемой фазе «переходпого периода». У него, как мы видели, налицо следующая цепь рассуждений: переходный период есть период борьбы социалистических начал с началами товарно-капиталистическими; это есть борьба плана со стихией; плану соответствует особый регулятор, стихии — тоже особый; первым, так сказать, пролетарским регулятором, на данной стадии является закон первоначального социалистического накопления, вторым — буржуазным регулятором — является закон ценности; как пролетариат является антагонистом буржуазии, так закон первоначального социалистического накопления является антагонистом закона ценности. Поэтому, в переходный период не может не быть двух регуляторов, борьба между которыми и составляет, так сказать, подоснову современной экономики, те основные движущие пружины всего механизма, которые показал нам автор разбираемой книги.

Из этого, как дважды два — четыре, вытекает, что по мере роста планового начала закон ценности перерастает, по Преображенскому, в закон первоначального социалистического накопления.

А из анализа Маркса тоже, как дважды два — четыре, вытекает, что закон ценности не может перерастать ни во что иное, как в закон простых трудовых затрат, и что иное «перерастание» является вопиющей чепухой.

В самом деле. О чем может идти вообще речь при переходе от стихийных регуляторов к регуляторам сознательным? Может идти речь о том, чтобы выскочить из рамок закона, о котором Маркс говорит в письме к Кугельману? Достаточно поставить только вопрос, чтобы ясной стала вся бессмысленность отрицательного ответа. Ибо этот закон есть всеобщий и универсальный закон хозяйственного равновесия. Стало быть, речь может идти лишь о смене его (этого закона) общественной формы.

С этой точки зрения очевидно, что процесс победы социалистических плановых начал есть не что иное, как процесс сбрасывания законом трудовых затрат своего греховного ценностного белья, т. е. процесс превращения закона ценности в закон трудовых затрат, процесс дефетишизации основного общественного регулятора.