К востоку от Эдема

– Ох, Лайза, я знаю все свои недостатки. Но причина кроется гораздо глубже.

– Она и должна быть глубже, – заявила Лайза. – Этот человек не признает собственных сыновей. Оставил их болтаться между небом и землей.

– И мне так думается, Лайза.

– А если он попросит тебя не соваться не в свое дело, как поступишь тогда?

– Ну, не знаю.

Она воинственно выставила челюсть вперед, слегка прищелкнув зубами.

– Если не заставишь Траска дать этим детям имена, можешь домой не возвращаться. Нет тебе здесь места. И не смей скулить, что он, дескать, тебя не послушался. Только посмей, а не то придется мне туда ехать самой.

– Ну, я ему покажу! Заставлю силой! – пообещал Сэмюэл.

– Нет, на жестокость ты не способен. Я же тебя знаю, Сэмюэл. Начнешь его уговаривать ласковыми словами, а потом приплетешься домой, как побитый пес, и постараешься, чтобы я забыла о твоем позоре.

– Башку ему к черту сверну! – рявкнул Сэмюэл и ушел в спальню, громко хлопнув в сердцах дверью. А Лайза с улыбкой смотрела мужу вслед.

Вскоре Сэмюэл вышел в черном костюме и накрахмаленной рубашке с жестким воротничком и наклонился к Лайзе, чтобы та завязала черный галстук-ленточку. Седая борода была тщательно расчесана и блестела.

– Почистил бы туфли черной ваксой, – заметила Лайза.

Натирая поношенные туфли, Сэмюэл искоса глянул на жену.

– Можно мне взять с собой Библию? – осторожно спросил он. – Лучших имен, чем в Библии, не сыскать.

– Не люблю, когда ее выносят из дома, – забеспокоилась Лайза. – А если ты вернешься поздно, что я буду читать вечером? И потом, там записаны все имена наших детей. – Увидев огорченное лицо мужа, Лайза ушла в спальню и вернулась с маленькой потрепанной Библией в руках. Корешок книги был заклеен полоской оберточной бумаги. – Возьми эту. – Она протянула книгу Сэмюэлу.

– Но ведь это Библия твоей матери.

– Она бы не стала возражать. И рядом со всеми именами, кроме одного, уже стоят две даты.

– Пойду заверну ее, чтобы не испачкать.

– Матушке не понравилось бы то же самое, что не по душе и мне. И я скажу, что меня так раздражает. Ты вечно копаешься в Священном Писании, никак не оставишь его в покое. Цепляешься ко всему, задаешь глупые вопросы и сомневаешься. Возишься, как енот с мокрым камушком, и это меня злит.

– Я всего лишь пытаюсь его понять, матушка.

– А что там понимать? Читай – и все. Все черным по белому написано. И к чему тебе понимать? Если бы Господь этого хотел, то даровал бы тебе понимание или изложил свои заветы по-иному.

– Но, матушка…

– Сэмюэл, – нахмурилась Лайза, – мир не видел второго такого спорщика.

– Твоя правда, матушка.

– Не надо со мной все время соглашаться и поддакивать! Это отдает лицемерием. Говори что думаешь.

Она проводила взглядом отъезжающую повозку, в которой виднелась темная фигура Сэмюэла, и сказала вслух:

– Славный у меня муж, только уж очень любит поспорить.

А Сэмюэл удивлялся про себя: «Я-то думал, что знаю Лайзу, и вдруг жена просто сразила меня своими речами. Кто бы мог от нее такого ожидать?»

3

Свернув на неровную подъездную дорогу под сенью раскидистых дубов, Сэмюэл начал разжигать в своей душе гнев, чтобы спрятать смущение, и мысленно проговаривал возвышенные речи.

С момента их последней встречи Адам выглядел еще более изможденным. Он смотрел на мир невидящим взглядом и не сразу понял, что перед ним Сэмюэл, а узнав гостя, недовольно поморщился.

– Неловко являться в дом без приглашения, – начал Сэмюэл.

– Что вам нужно? Разве я с вами не рассчитался?

– Рассчитались? – переспросил Сэмюэл. – Разумеется, вы мне заплатили, и даже больше, чем стоят мои труды.

– Что? Куда вы клоните?

Сэмюэл чувствовал, как в душе закипает гнев.

– Человек в течение всей жизни определяет свою цену. И если трудом своей жизни я доказываю, чего на самом деле стою, то можете ли вы, убогий человек, решить это пометкой в бухгалтерской книге?

– Я заплачу, сколько скажете! – выкрикнул Адам. – Назовите свою цену. Сколько?

– Вы и правда задолжали, только не мне.

– Зачем вы приехали? Убирайтесь!

– Помнится, вы звали меня в гости.

– А теперь не зову.

Сэмюэл, подбоченившись, подался вперед.

– Попробую объяснить спокойно и доходчиво. Вчера хмурым вечером, наполненным горечью, посетила меня добрая мысль, которая рассеяла мрак опустившейся на землю ночи. И не давала та мысль мне покоя от вечерней звезды до звезды утренней, что зачерпывается ковшом, о котором слагали предания наши предки. И вот я сам себя призвал.

– Вас никто не приглашал.

– Мне известно, что по воле Господа чресла ваши дали жизнь близнецам.

– А вам что за дело?

От грубых слов Адама глаза Сэмюэла радостно блеснули. Он заметил Ли, который украдкой выглядывал из дома, наблюдая за их беседой.

– Ради Господа нашего всемилостивейшего, не вынуждайте меня прибегнуть к насилию. Хочу, чтобы обо мне осталась добрая память как о человеке мирном, о чем и напишут на моей могильной плите.

– Не понимаю, чего вы добиваетесь.

– Где уж вам понять! Адам Траск, волк, оставшийся с парой волчат! Жалкий петух, не знакомый с отцовскими чувствами! Ах ты, грязная дубина!