К востоку от Эдема

Из-за сарая послышалось отчаянное кудахтанье возмущенной курицы, за которым последовал глухой удар.

– Что-то случилось в курятнике, – заметил Адам, и тут снова раздались визгливые вопли обреченной на заклание курицы.

– Это Ли орудует, – откликнулся Сэмюэл. – Имей куры свое правительство, церковь и летописцев, они бы сурово осудили человеческие радости. Стоит в человеческом обществе свершиться радостному событию, и очередная курица отправляется на плаху.

Некоторое время мужчины сидели молча, время от времени обмениваясь ничего не значащими любезностями, вопросами о здоровье и погоде, ответы на которые оба не слушали. Еще немного, и они снова дали бы волю раздражению, но тут весьма своевременно вмешался Ли.

Китаец принес стол и два стула, которые разместил друг против друга. Во второй заход он явился с бутылью виски и двумя стаканами и поставил их напротив каждого стула. Затем настала очередь близнецов. Ли вынес детей, ухватив одного мальчика под правую руку, а второго – под левую, и усадил их на землю рядом со столом. Он дал каждому по палочке, чтобы было чем заняться.

Мальчики сидели с серьезным видом, оглядываясь по сторонам, таращились на бороду Сэмюэла и искали глазами Ли. Одежда на детях была странная: широкие штанишки в китайском стиле и такие же курточки, отороченные черной тесьмой, одна бирюзовая, а вторая – цвета увядающей розы. На головах надеты круглые плоские шапочки из черного шелка с ярко-красными помпонами посредине.

– И где ты только раздобыл такое одеяние, Ли? – изумился Сэмюэл.

– Ничего я не раздобывал, – брюзгливым голосом откликнулся китаец. – Эта одежда у меня была. А то, что дети носят каждый день, я сшил сам из парусины. Только в день, когда мальчика нарекают достойным именем, на нем должна быть нарядная одежда.

– Ты, я вижу, больше не коверкаешь язык, Ли.

– Надеюсь, больше не придется этого делать. Разумеется, в Кинг-Сити я разговариваю, как и прежде. – Он повернулся к детям и произнес несколько певучих слов. Близнецы заулыбались в ответ, весело размахивая палочками. – Давайте я вам налью, – предложил Ли. – Вот нашел случайно бутылку.

– А не ее ли ты купил вчера в Кинг-Сити? – улыбнулся Сэмюэл.

Теперь, когда все преграды пали и оба мужчины мирно сидели за столом, Сэмюэл вдруг ощутил неловкость. Достигнутый с помощью кулаков результат закрепить было непросто, и Сэмюэл подумал, что храбрость и выдержка становятся вялыми и дряблыми, если не находят себе должного применения. Сделав такой вывод, он усмехнулся своим мыслям.

Мужчины смотрели на облаченных в яркие одежды близнецов, и Сэмюэл окончательно решил, что иногда от противника больше толку, чем от друга.

– Тяжело начать разговор, – признался он, глядя на Адама. – Как отложенное в сторону письмо, которое с каждой минутой все труднее дописать. Поможешь мне?

Адам поднял глаза на собеседника, а потом перевел взгляд на играющих детей.

– У меня в голове сумятица, – признался он. – Будто сижу под водой, и все звуки доносятся сквозь ее толщу. Мне еще предстоит выбраться из трясины прошедшего года.

– Может, расскажешь, как все случилось, и тогда мы сдвинемся с мертвой точки.

Адам залпом выпил виски, налил еще и, наклонив стакан, стал водить им по столу. Янтарное виски перелилось на одну сторону, распространяя в воздухе резкий фруктовый запах.

– Тяжело вспоминать, – признался он. – Не мучительная агония, а тупая бессмысленная пустота. Нет, пустоту пронзали острые иглы. Вы сказали, что в моей колоде не хватает карт. Я и сам об этом думал. Возможно, мне так и не удастся их все собрать.

– Память о той женщине не дает покоя? Ведь если человек утверждает, что не хочет разговаривать на какую-то тему, это означает лишь одно: ни о чем другом он просто не способен думать.

– Может, вы и правы. Она растворилась в этой липкой пустоте, и я помню только последнюю картину. Ее будто выжгли огнем.

– Признайся, Адам, ведь это она в тебя стреляла?

Глаза Адама потемнели, а губы плотно сжались.

– Можешь не отвечать, – сказал Сэмюэл.

– Нет причин молчать, – возразил Адам. – Да, она.

– Хотела тебя убить?

– Я и сам много об этом думал. Нет, не хотела. Вернее, не удостоила меня этой чести. Она не испытывала ни ненависти, ни гнева. Если хочешь убить человека, стреляешь в голову, сердце или живот. Уж я-то по армии знаю. Нет, она попала куда хотела. Так и вижу, как она прицеливается. Пожалуй, лучше бы желала моей смерти, это хоть отдаленно напоминало бы любовь. Но нет, я был даже не врагом, а досадной помехой.

– Вижу, ты много об этом думал, – заметил Сэмюэл.

– У меня было более чем достаточно времени. Хочу еще кое-что спросить. Уродливый образ, запечатленный в сердце с того самого дня, заслонил собой все, и я уже не помню… Скажите, Сэмюэл, она была очень красивой?

– Для тебя – да, потому что ты сам ее сотворил такой. Думаю, ты никогда не видел ее настоящую, только плод своего воображения.

– Я часто задаю себе вопрос, – размышлял вслух Адам, – кто она, что собой представляет. Раньше неведение меня вполне устраивало.

– А теперь хочется знать?