К востоку от Эдема

Она с радостью ждала встречи с небесами, местом, где одежда не пачкается, не нужно готовить еду и мыть посуду. В тайниках сознания жила крамольная мысль, что некоторые вещи на небесах все же не заслуживают одобрения. Слишком уж много песнопений, а еще непонятно, как избранные умудряются так долго пребывать в праздности, которую им дарует жизнь в раю. Уж Лайза и там найдет себе достойное занятие. Наверняка и на небесах случаются непорядки. Например, нужно заштопать прореху на облачке или растереть бальзамом уставшее крыло. Наверное, время от времени следует перешивать воротники на небесных одеяниях, и, положа руку на сердце, не слишком верится, что в дальнем углу не обнаружится паутина, которую надо немедленно убрать с помощью намотанной на швабру тряпки.

Грядущая поездка в Салинас и радовала, и пугала Лайзу. Ей так понравилась сама мысль об отпуске, что порой становилось страшно: а не является ли эта радость греховной? А тут еще чатокские чтения. Конечно, идти на них не обязательно, Лайза туда скорее всего и не пойдет. А вот Сэмюэл пустится во все тяжкие. За ним нужен глаз да глаз. Лайзу не покидало чувство, что муж так и остался беспомощным юнцом. К счастью, она пребывала в неведении относительно того, что творится в голове у Сэмюэла, оказывая разрушительное действие на тело.

В отличие от жены для Сэмюэла место имело очень большое значение. Ранчо стало для него родным существом, и, уезжая, он словно вонзал нож в сердце любимого родственника. Однако, приняв решение, Сэмюэл начал обстоятельно готовиться, чтобы обставить все как положено. Он нанес визиты всем соседям, старожилам, помнившим былые времена, от которых, считай, ничего не осталось. Когда он прощался со старыми друзьями, те понимали, что расстаются они навсегда, хотя Сэмюэл не обмолвился об этом ни словом. Теперь Сэмюэл смотрел на горы, деревья и даже лица, будто хотел навсегда запечатлеть их в памяти.

Визит к Траску он оставил напоследок. Сэмюэл уже много месяцев не заезжал к нему на ранчо. Адам постарел, а близнецам исполнилось по одиннадцать лет, и только Ли изменился мало. Он и проводил Сэмюэла до конюшни.

– Давно хотелось с вами поговорить, – признался китаец. – Но кругом столько дел. А еще я каждый месяц стараюсь съездить в Сан-Франциско.

– Да, так уж повелось, – вздохнул Сэмюэл. – Когда знаешь, что друг рядом, не спешишь его навестить, и вот его больше нет, и тогда начинаются угрызения совести, что не пользовался каждым удобным случаем пообщаться.

– Я слышал о смерти вашей дочери. Примите соболезнования.

– Я получил твое письмо, Ли. Ты подобрал хорошие слова.

– Так говорят в подобных случаях в Китае, – ответил Ли. – Похоже, с возрастом во мне все сильнее проявляется китаец.

– Что-то в тебе изменилось, Ли. Только не пойму, что именно.

– Коса, мистер Гамильтон. Я ее отрезал.

– Точно.

– Так поступили все китайцы. Вы не знали? Вдовствующая императрица умерла, и Китай обрел свободу. Маньчжуры нами больше не правят, и китайцы не носят кос. Так провозгласило новое правительство. В Китае больше никто не носит кос.

– Это что-нибудь меняет, Ли?

– Не слишком. Голове стало легче, но вроде как чего-то не хватает, и чувствуешь себя неловко. К удобству привыкнуть нелегко.

– А как Адам?

– Вроде ничего. Только, считай, совсем не изменился. Просто не верится, что раньше он был другим человеком.

– Да, и я часто об этом думал. Быстро он отцвел. А мальчишки, должно быть, выросли.

– Выросли. Я рад, что остался здесь. Многому научился, глядя, как растут дети, и помогая по мере сил.

– Учишь их китайскому языку?

– Нет, мистер Траск не позволил. Пожалуй, он прав. Ни к чему лишний раз осложнять жизнь. Но мальчишки считают меня своим другом. Да, я их друг. Отцом они восхищаются, а меня, думаю, любят. А еще они совсем разные, вы и не представляете насколько.

– В чем же они разные?

– Сами увидите, когда вернутся из школы. Мальчики похожи на две стороны медали. Кэл – смугл лицом, он хитрый и осторожный. А его брат… он вызывает симпатию с первого взгляда, и чем дальше, тем больше.

– Кэла ты недолюбливаешь, верно?

– Я часто ловлю себя на том, что пытаюсь его оправдать, защитить от своих же придирок. Он борется за свое место в жизни, а брату и бороться нет нужды.

– В моем семействе та же история, – вздохнул Сэмюэл. – Не пойму причины. Воспитание одинаковое, и кровь в их жилах одна, и по всему должны быть похожи, ан нет. Ни капельки.

Через некоторое время Сэмюэл с Адамом прогуливались по дубовой аллее, ведущей к подъездной дорожке, с которой открывался вид на Салинас-Вэлли.

– Останьтесь на ужин, – пригласил Адам.

– Не желаю брать на душу грех за убийство очередной курицы, – усмехнулся Сэмюэл.

– Ли приготовил тушеную говядину.

– Ну, раз так…

Старая рана сделала Адама кособоким на всю жизнь. Одно плечо было гораздо выше другого. Лицо суровое, отстраненное, глаза смотрят рассеянно и видят только общую картину, не замечая мелочей. Мужчины остановились, разглядывая долину, покрывшуюся зеленью после ранних дождей.

– А не мучит совесть, что такая земля заброшена и много лет не возделывается?