К востоку от Эдема

– А закрываться? – допытывался Сэмюэл, изучая чертеж.

– Для этого есть стержень. Он будет скользить под давлением и нажимать на пружину.

– Понятно, – согласился Сэмюэл. – Возможно, эта штука будет работать, если ворота подвешены как надо, без перекоса. Только на ее изготовление и уход уйдет гораздо больше времени, чем сходить с телеги и открывать ворота привычным способом.

– Но порой попадется норовистая лошадь, – запротестовал Том.

– Конечно, – согласился отец. – Однако главная причина, что для тебя это забава.

– Попал в самую точку, – усмехнулся Том.

– Скажи, Том, справишься ты с хозяйством, если мы с матерью немного попутешествуем?

– Конечно, – заверил Том. – А куда собираетесь?

– Олли приглашает нас пожить в Салинасе.

– Что ж, замечательно, – обрадовался Том. – А мать не возражает?

– Нет, если не упоминать о расходах.

– Прекрасно, – повторил Том. – А долго собираетесь гостить?

Сэмюэл задержал насмешливый взгляд лучистых глаз на лице сына.

– Что случилось, отец? – смутился Том.

– Да уловил я в твоем тоне одну нотку, такую слабенькую, что едва расслышал. Но она прозвучала. Том, сынок, если у тебя тайный сговор с братьями и сестрами, я не возражаю, и даже считаю, что это хорошо.

– Не пойму, отец, о чем ты, – замялся Том.

– Сынок, благодари Бога, что он не внушил тебе желания стать актером, ибо актер из тебя получился бы прескверный. Полагаю, вы сговорились на День благодарения, когда собрались все вместе на ранчо. И все идет гладко, как по маслу. Чувствую, Уилл приложил руку. Можешь не говорить, если не хочешь.

– Я был против их затеи, – признался Том.

– Да, это не в твоем духе, – согласился отец. – Ты бы выложил все начистоту, вытащил правду на яркий свет, чтобы я увидел. Не говори остальным, что я догадался. – Сэмюэл повернулся, чтобы уйти, но остановился и положил руку Тому на плечо: – Спасибо, сынок, что хотел удостоить меня чести знать правду. Пусть такой поступок не умен, зато говорит о надежности.

– Я рад, что вы едете.

Сэмюэл стоял в дверях кузницы и смотрел на свою землю.

– Недаром говорится, что неудачное дитя матери дороже всех остальных. – Он резко встряхнул головой. – Послушай, Том, я тоже удостою тебя чести и скажу правду, а ты храни ее в тайниках души и не говори ни братьям, ни сестрам. Я понимаю, почему уезжаю. Знаю, куда еду, делаю это сознательно и соглашаюсь с тем, что мне предлагается.

Глава 24

1

Не могу понять, почему реальность жизни и смерти ранит одних людей больнее, а другие переживают ее легче. Смерть Уны выбила почву из-под ног Сэмюэла и открыла ворота неприступной крепости, впуская старость. Лайзу, которая, вне всякого сомнения, любила семью не меньше мужа, смерть дочери не сломила. Ее жизнь по-прежнему протекала ровно и спокойно. Она горевала, однако сумела преодолеть боль утраты.

По-моему, Лайза принимала окружающий мир, как и Библию, со всеми ее противоречиями и несоответствиями. Смерть и ей была не по нраву, но Лайза знала, что она существует, и ее приход не стал неожиданностью.

Сэмюэл мог размышлять и философствовать о смерти, порой заигрывая, но в ее существование не верил. В его мире смерти не было места. Он сам и все, что его окружает, считалось бессмертным, и встреча со смертью стала кощунственным оскорблением, разрушившим незыблемую веру в бессмертие. Одна трещина в воздвигнутой Сэмюэлом стене, привела к крушению всего сооружения. По-моему, он всегда надеялся переспорить смерть, воспринимая ее как личного врага, которого можно одолеть.

Для Лайзы смерть была событием предсказуемым и ожидаемым. Даже в горе она продолжала заниматься повседневными делами и ставила в печь горшок с фасолью, пекла шесть пирогов и скрупулезно подсчитывала, сколько еды потребуется для приличной трапезы после похорон. Невзирая на горе, она следила, чтобы у Сэмюэла была выстиранная белая рубашка, его костюм из черного сукна вычищен и без пятен, а башмаки сияли. Наверное, удачная семейная жизнь складывается именно у таких противоположных по характеру супругов, благодаря чему их брак скрепляется с удвоенной прочностью.

Уж если Сэмюэл что-то признавал, то мог зайти гораздо дальше Лайзы, но сам процесс признания разрывал ему душу на части. После решения ехать в Салинас Лайза не спускала глаз с мужа. Она не знала, что именно задумал Сэмюэл, но чутье, свойственное хорошей, бдительной матери, безошибочно подсказывало: дитя точно что-то затевает. Она была стопроцентной реалисткой и, несмотря на тревогу, радовалась случаю навестить детей. Ей были интересны и дети, и внуки. Лайза не испытывала любви и привязанности к определенному месту, и дом являлся для нее короткой остановкой на пути к небесам. Работа Лайзе не нравилась, но она ее выполняла, потому что так надо. И она безмерно устала. Все труднее становилось преодолевать боль и онемелость в руках и ногах, которые по утрам мешали встать с кровати. Правда, до сих пор Лайза неизменно выходила победителем в этой борьбе.