К востоку от Эдема

– Вы уж простите, мне надо идти, – обратилась Олив к Адаму. – Катрина жарит кур, и надо за ней присмотреть. Джон, Мэри, идемте со мной! Поторопитесь!

Лайза стала еще миниатюрнее. Она сидела в плетеном кресле-качалке, одетая в платье с широкой юбкой из черной шерстяной ткани «альпака», и выглядела древней старушкой. Ворот платья сколот брошью, на которой золотыми буквами выведено слово «мама».

Прелестная маленькая комнатка, служащая одновременно спальней и гостиной, завалена фотографиями, флаконами с туалетной водой, кружевными подушечками для булавок, щетками, гребнями и великим множеством фарфоровых и серебряных безделушек, подаренных в дни рождения и на Рождество.

На стене висела большая подкрашенная фотография Сэмюэла, с которой он, чужой и далекий, с холодным достоинством, совершенно не свойственным ему в жизни, взирал на мир. Ни озорного блеска в глазах, ни веселой пытливости. Портрет поместили в массивную золоченую раму, и, казалось, глаза дедушки следят за каждым шагом внуков, наводя на детишек страх.

На плетеном столике рядом с креслом Лайзы стояла клетка с попугаем Полли, которого Том купил у какого-то матроса. Попугай достиг преклонного возраста. Если верить прежнему владельцу, он уже перевалил за пятидесятилетний рубеж, привык к разгульной жизни и темпераментным речам, которые обычно звучат в матросских кубриках. Несмотря на все старания, Лайзе так и не удалось обучить птицу псалмам. Попугай упорно хранил верность цветистому лексикону своей беспутной юности.

Полли, склонив голову набок, изучал Адама, почесал коготком перья у клюва и безучастным голосом изрек:

– Вали отсюда, ублюдок.

– Полли, – нахмурилась Лайза, – не груби. Это невежливо.

– Чертов сукин сын! – задумчиво откликнулся попугай.

Лайза сделала вид, что не слышит непристойностей питомца, и протянула сухонькую ручку гостю:

– Рада вас видеть, мистер Траск. Присаживайтесь.

– Вот проходил мимо и решил выразить свои соболезнования.

– Мы получили ваши цветы.

Прошло столько времени, а Лайза до сих пор помнила каждый букет. Адам тогда отослал пышный венок из бессмертника.

– Трудно, должно быть, приспособиться к новому образу жизни.

Глаза Лайзы наполнились слезами, но она решительно сжала маленький рот, преодолевая минутную слабость.

– Наверное, не стоит бередить вашу рану, – сказал Адам, – но мне так не хватает вашего мужа.

– А как дела на ранчо? – спросила Лайза, отворачиваясь.

– Год выдался хороший. Идут обильные дожди, травы уже выросли.

– Да, Том писал, – откликнулась Лайза.

– Заткнись, – вмешался попугай, и Лайза бросила в его сторону грозный взгляд, как в былые времена успокаивала расшалившихся детей.

– Что привело вас в Салинас, мистер Траск? – поинтересовалась она.

– Да так, одно дело. – Адам уселся глубже в плетеное кресло, и оно заскрипело под его тяжестью. – Думаю сюда перебраться. Пожалуй, в Салинасе детям будет лучше. А на ранчо им скучно.

– Мы никогда не скучали на ранчо, – сурово заметила Лайза.

– Наверное, школы здесь лучше, и у близнецов будет более интересная жизнь.

– Моя дочь Олив работала учительницей в Пичтри, Плейто и Биг-Сюр.

Тон Лайзы не вызывал сомнений, что лучших школ и быть не может, и Адам вдруг проникся восхищением к непреклонному мужеству этой хрупкой женщины, и на сердце стало тепло.

– Да я так, просто подумал, – пробормотал он.

– Дети, выросшие в деревне, крепче здоровьем и успешнее в жизни, – заявила Лайза. Эту очевидную истину она могла подтвердить на примере собственных отпрысков. Потом ее внимание полностью переключилось на Адама. – Вы подыскиваете подходящий дом в Салинасе?

– Да, вроде того, – признался Адам.

– Зайдите к моей дочери Десси, – посоветовала Лайза. – Она хочет перебраться на ранчо к Тому. У нее чудесный домик на этой же улице, рядом с булочной Рейно.

– Непременно зайду, – пообещал Адам. – А теперь мне пора. Рад был застать вас в добром здравии.

– Благодарю. Мне здесь хорошо и уютно. – Адам уже дошел до двери, когда Лайза его окликнула: – Мистер Траск, вы встречаетесь с моим сыном Томом?

– Нет. Видите ли, я не выезжал с ранчо.

– Прошу вас, навестите его, – торопливо проговорила она. – Мне кажется, ему очень одиноко. – Лайза замолчала, словно ужаснувшись собственной несдержанности.

– Непременно навещу. До свидания, мэм.

Адам закрыл дверь и услышал вслед слова попугая:

– Закрой пасть, проклятый ублюдок!

– Перестань сквернословить, Полли, – возмутилась Лайза. – А не то задам тебе трепку.

Вечерело. Выйдя из дома, Адам направился в сторону Мэйн-стрит, где рядом с булочной Рейно нашел расположенный в глубине сада домик Десси. Двор так зарос кустами бирючины, что дома почти не было видно. На воротах привинчена аккуратная табличка «Десси Гамильтон. Пошив дамского платья».

«Мясные деликатесы Сан-Франциско» находились на углу Мэйн-стрит и Сентрал-авеню, и их окна выходили на обе улицы. Адам зашел поужинать и обнаружил там за стоящим в углу столиком Уилла Гамильтона, который с аппетитом поедал отбивную.

– Присаживайтесь ко мне, – пригласил Уилл. – Приехали по делам?

– Да. И заодно навестил вашу матушку.

Уилл отложил вилку в сторону.