К востоку от Эдема

– Наступит день, и он не за горами, и ты будешь любоваться из окон нашего замечательного нового дома зелеными полями люцерны. Я посажу эвкалиптовые деревья, выпишу семена и необычные растения, одним словом, создам нечто наподобие опытной фермы. Попробую посадить косточки китайской сливы личи. Интересно, приживутся ли они в здешних краях? Попробую. Может, Ли что-нибудь подскажет. А когда родится малыш, ты сможешь ездить по всему ранчо вместе со мной. Ведь ты его даже не видела. Я говорил, что мистер Гамильтон построит ветряные мельницы и мы сможем смотреть на них из окна? – Адам с удовольствием вытянул ноги под столом. – Ли уже пора принести свечи. Интересно, куда он запропастился?

– Адам, – невозмутимым тоном начала Кэти, – я не хотела сюда ехать и не собираюсь задерживаться надолго. Уеду при первой возможности.

– Не говори чепухи, – рассмеялся Адам. – Ты как ребенок, которого в первый раз увезли из дома. Вот подожди, родится малыш, и ты привыкнешь к здешним краям и полюбишь их. Знаешь, когда я попал в армию, думал, что умру от тоски по дому. Но ничего, пережил ведь. И со всеми происходит то же самое. Так что не говори глупостей.

– Это вовсе не глупости.

– Давай оставим этот разговор, любимая. Вот увидишь, все изменится, когда родится ребенок. Вот увидишь.

Сцепив руки за головой, он смотрел сквозь ветви деревьев на тусклое мерцание звезд.

Глава 16

1

Сэмюэл возвращался домой залитой лунным светом ночью, посеребрившей своим мерцанием окрестные холмы. Зачарованные луной деревья и вся земля застыли в мертвом безмолвии. Черные тени представляли собой резкий контраст со светлыми участками открытой местности, которые лунное сияние окрасило в неестественно белый цвет. Со всех сторон слышались приглушенные шорохи: питомцы луны олени в ясную ночь бродили в поисках пищи, отсыпаясь днем в лесной чаще. Кролики, мыши-полевки и прочая мелочь, служащая пищей крупным хищникам, тихо крались, ползли и подскакивали, храбрея под покровом лунной ночи, и мгновенно замирали на месте, сливаясь с камнями и кустарниками при малейших признаках опасности. Хищники тоже вышли на охоту. Словно коричневые лучики света, мелькали изящные куницы. Дикие кошки прижимали к земле мускулистое тело, превращаясь в невидимок. Их выдавал только блеск желтых глаз в темноте. Лисы, принюхиваясь острыми вздернутыми носами, выискивали добычу на ужин. У застывшей воды неслышно бродили еноты в надежде поймать лягушку. По склонам холмов рыскали койоты, в приступе тоски, сменяющейся буйной радостью, поднимали головы к небу, изливая накопившиеся чувства своей покровительнице луне, то рыдая, как по покойнику, то оглашая окрестности диким хохотом. За ночной жизнью сверху наблюдали совы, и их расплывчатые тени падали на землю зловещими пятнами. Ветер к ночи стих, осталось лишь легкое, как вздох, дуновение от теплых потоков воздуха с высушенных под жарким солнцем холмов.

Акафист брел по дороге, тяжело выстукивая копытами неравномерную дробь, которая распугивала ночных обитателей и заставляла затаиться, в ожидании пока лошадь пройдет мимо. Борода Сэмюэла серебрилась в лунном свете, а седеющие волосы вздымались высоко над непокрытой головой. Черную шляпу он повесил на рожок седла. Под ложечкой противно сосало от мрачных предчувствий, повергающих в уныние. У немцев это чувство известно под названием «Weltschmerz», мировая скорбь. Поднимаясь в душе, подобно парам ядовитого газа, она растекается безысходным отчаянием, и человек пытается отыскать причину, но так и не находит ответа.

Сэмюэл снова мысленно перенесся на поразившее его воображение ранчо, вспомнил, как нашел там воду. Нет, причин для мировой скорби там явно нет, если только в его сердце не скрывается червячок зависти. Он заглянул к себе в душу, пытаясь найти признаки зависти, но ничего подобного не обнаружил. Тогда он задумался над мечтой Адама превратить ранчо в библейский райский сад, вспомнил, с каким обожанием он относится к Кэти. Нет, опять не то. Разве что в душе открылась старая рана, напомнив Сэмюэлу о собственной утрате. Но с тех пор прошло столько времени, и боль давно притупилась. Воспоминания юности обволакивали сладостным теплом, совсем не похожим на ненасытную страсть, некогда терзавшую плоть.

Он проезжал сквозь тьму от теней деревьев и открытую равнину, озаренную лунным светом, а навязчивые мысли не давали покоя. Когда же «мировая скорбь» заползла змеей в сердце? Внезапно его осенило: все дело в Кэти, хрупкой, изысканной, полной утонченной прелести. Вот только почему? Да, она все время молчала, но на свете много неразговорчивых женщин. Тогда что же? Сэмюэл вспомнил, что испытал чувство надвигающейся неизбежности, сродни тому, что обрушивается, когда держишь в руках лозу. Вспомнил, как от дурного предчувствия по телу пробежал холодок. Теперь все встало на свои места. Предчувствие беды нахлынуло во время ужина, и опасность исходила от Кэти.