К заоблачному озеру

Уже стемнело, но мы долго не расходились по палаткам.

Под выступом скалы горел костер. К дровам, привезенным из долины, Ошрахун прибавил колючий ташерге (расколи-камень), который ютился в расщелинах скал. Колючка долго дымила, заставляя нас чихать и переползать с места на место.

Потом кто-нибудь припадал к земле и сильно дул на подернутые золой уголья. Колючка вспыхивала вдруг, треща, горела, ярко освещая закопченный камень над нашими головами, угрюмое лицо Акимхана и Горцева, задумчиво покручивающего ус.

— Тащили, тащили эту резиновую ванну, — пнув ногой лодку, сказал угрюмо Шекланов, — и все без толку. Тут и воды-то нет. Просто удивляюсь, ребята, что это вам в голову взбрело тащить на чистый белый лед лодку.

— Николай Николаевич, — сказал Сухорецкий, — что вы посоветуете?

Николай Николаевич помолчал, потом густо откашлялся.

— Думаю, что необходимо пробираться, — ответил он, — но вот как это сделать, ей богу, не знаю.

— Что он говорит? — торопливым шепотом спросил Акимхан у Горцева и, получив ответ, глухо заворчал.

— Ну, тогда сделаем так, — решительно сказал Сухорецкий. — Завтра рано утром переберемся на береговую скалу. Оттуда спустимся вниз в ущелье. В это ущелье должен входить залив озера. Будет чистая вода — попробуем плыть. Не будет — начнем искать пути по берегу. — Он помолчал и, посмотрев на Валентина, прибавил: — А Гусев пойдет в разведку вверх по ущелью, может быть, найдет перевал в соседнюю боковую долинку.

В палатке было тесно. Николай Николаевич дымил чудовищной «козьей ножкой». У входа сидел на корточках Горцев. Я пробрался к своему месту и с трудом влез в спальный мешок.

— Вот, извольте, — сердито сказал мне Николай Николаевич. — Жалеет, что связался с нами. А еще казак!

— Я, товарищ Рыжов, не о том, — с трудом подыскивая слова, заговорил Горцев. — Если бы вы мою жизнь узнали, вы бы поняли меня. Я не боюсь. Знаете, я, когда охочусь, могу забраться куда угодно. И на гражданской тоже видал всякое. Но так вот — без причины лезть на погибель — не понимаю…

— А это разве не причина, — стараясь сдержать свой хриплый бас, кипятился профессор. — Разве это не причина, что на такой огромной территории ноги человеческой не бывало? Задание наших научных организаций — разве не причина? Или это хуже вашего, простите меня, вонючего козла, за которым вы готовы карабкаться дни и ночи?

— Так то в горячке, Николай Николаевич.

— В горячке, в горячке… Ну вот и мы в горячке, и научная горячка не холоднее вашей охотничьей.

Послышался строгий окрик из соседней палатки.

Горцев обиженно махнул рукой и, пятясь, вылез наружу.

— Эх, хороша ты, ноченька! — сказал он негромко. Эти слова я услышал уже сквозь сон.

Меня разбудили заунывные крики уларов. Черт возьми, а мы не взяли дробовика.

Улары тянули свою песню совсем близко. Длинный, надрывный стон заканчивался коротким клокотанием. Я уже научился распознавать этот ободрительный сигнал сторожа. Но почему так близко от нас пасутся пугливые птицы? В это время раздался победный вопль Шекланова и вслед за ним яростное клокотание, шум многих сильных крыльев.

— Убил! Убил! Камнем убил! — кричал Али. — Эй вы, охотники, глядите, как нужно бить уларов.

Самые осторожные птицы Тянь-Шаня — горные индейки — здесь, по-видимому, совсем не знали страха. Метким камнем Шекланов тяжело ранил крупного молодого улара.

— Ну, сейчас будет суп с индейкой, — говорил он, ощипывая и торопливо потроша птицу. — Вот, в один момент раздуем костер, и, пока вы соберетесь, будет суп готов.

Солнце уже поднялось над южным хребтом. Долина ледника здесь была особенно широкой. Пар валил от покрытых инеем палаток. Откуда-то из ложбинки шел Ошрахун с ведром в одной руке и ледорубом в другой. Видно, ему пришлось разбивать лед, чтобы добраться до воды.

— Вот на это ты пригодишься! — сказал Шекланов, доставая из прорезиненного мешка меха для надувания лодки.

Он подошел с ними к костру и энергично стал раздувать потухший за ночь огонь.

Действительно, меха для этого отлично годились. Ярко затлели уголья, затрещала колючка, и через четверть часа в воде стали весело вспрыгивать пузырьки.

Мы готовились к выходу. Быстро распаковали корзины и распределили их содержимое по нашим девяти рюкзакам.

Ящик с мензулой и треногу собрали в один вьюк. Прикинули на безмене вес — выходило тяжеловато. Каждому досталось не меньше сорока килограммов.

Береговая скала выступала далеко от берега. Путь к ней лежал по леднику — приблизительно в том же направлении, в котором наши товарищи пытались вчера пробиться к чистой воде.

Сухорецкий, Гусев и Горцев, взвалив на спину рюкзаки и связавшись веревкой, двинулись первыми. Через полчаса во второй «связке» вышли все остальные. За оставшимися вещами носильщики должны были вернуться еще раз.

Мы шли по следам первой связки. Сухорецкому и Гусеву пришлось во многих местах рубить ступеньки. Скоро мы их нагнали.

Становилось очень жарко. Солнце поднималось все выше, под ногами журчали ручейки, звонкие водопадики гремели в глубоких трещинах.