К заоблачному озеру

— Ну, первый и самый основной — это изучение Северного Иныльчека. Тут задачи обычные для всякого ледника — ширина, толщина, скорость течения — отступающий ли он или наступающий, примерный его возраст. Все это довольно просто определить. А вот насчет длины ледника — тут, братец вы мой, загвоздка. Сливается ли он с Южным Иныльчеком или обрывается у озера? Движется ли озеро вниз вместе с ледником или стоит на месте? Почему оно не уходит вниз, в долину? Почему поворачивает к озеру часть Южного Иныльчека? А тут вот эти айсберги — стоят ли они неподвижно или плавают? Может быть, это только возвышенные части ледника, покрытые в летние месяцы водой? Вот поглядите-ка на наше «белое пятно». Ведь оно черным-черно. По всему видно, что там кончается морена. Откуда же эти белые, как сахар, льды в воде? Тут, знаете, голову поломать придется. Обязательно нужно на лед идти, — закончил он решительно свою речь и протянул мне бинокль.

— Обязательно, обязательно, — ворчливо повторил Сорокин. — Вместо вашего гробика с мензулой можно было бы двадцать кило образцов захватить. Я вот нашел вчера на морене несколько осколочков! Понимаете — всюду сланцы, а тут вдруг розоватый мрамор. Может быть эти осколки со склонов Хан-Тенгри? Я как подумаю, что не удастся туда пройти, начинаю всех вас ненавидеть. Альпенштоки, восходители… Дороги найти не могут…

— Ну ладно, ладно, — примирительно сказал Загрубский. — Мензулу бросим, будем таскать ваш булыжник. Дайте только сделать съемку. Вы представьте себе, что это значит — снять карту целого района, где до сих пор никогда ни одна живая душа не бывала. А? Ни одна душа! — Николай Николаевич с особым удовольствием повторил несколько раз последние слова:

— Ни одна душа!

Мельком я посмотрел на носильщиков. Они напряженно прислушивались к нашему разговору.

Вдруг со стороны ледника раздался все усиливающийся грохот.

— Смотрите, смотрите! — закричал Горцев.

Мы, разом вскочив на ноги, увидели необыкновенное зрелище.

Белоснежные серраксы Южного Иныльчека — причудливые ледяные фигуры, образовавшиеся под влиянием ветра, солнца и давления льда, — валились в клубах снежной пыли один на другой. Так валят ребята костяшки домино, поставленные гуськом.

Расстояние до места крушения ледяных глыб было довольно большое, и поэтому мы видели сперва, как бесшумно валился ледяной конус, и только через некоторое время, отдаваясь далеко в ущелье, доносился до нас тяжелый грохот.

Природа работала здесь по своему расписанию. Рано утром с восходом солнца начиналось таяние ледников, возникали бесчисленные потоки и ручейки, нагревались моренные камни, примерзшие ко льду.

Многоголосое журчание воды раздавалось тогда со всех сторон, все усиливаясь, по мере того, как восходило солнце. Со звонким цоканьем летели маленькие камешки — один, другой, потом, высоко подпрыгивая, откуда-нибудь с вершины катился большой обломок, увлекая за собой целую каменную стаю.

Днем, когда жара достигала своего предела, голоса ручьев становились все громче, в трещины низвергались «громкокипящие» водопады, валились оттаявшие ледниковые столы и серраксы, а потом из какого-нибудь ущелья с ревом выкатывался грязевой силь, клубясь, спускались со снеговых вершин лавины, проваливались в утробу ледника многотонные валуны морен.

Весь этот шум резко ослабевал, как только на солнце наползали большие тучи.

Вечером постепенно замирали ручьи, затихал ледник и только с выветренных каменистых склонов неслись, словно пущенные чьей-то озорной рукой, обломки породы.

Наступала ночь, но ни на минуту не прекращала природа свой неустанный труд. Замерзая в ледниковых трещинах, вода со страшной силой разрывала вековую толщу ледника, неожиданные обвалы обрушивали в ущелья и долины тысячи пудов снега и льда.

Каким маленьким и беспомощным должен чувствовать себя человек, не понимающий этих могучих явлений природы!

Ежедневно в четыре-пять часов дня снизу из долины сильный порывистый ветер гнал вверх по леднику туман и снеговые тучи.

На склонах гор эти тучи, проходя, оставляли резко очерченный белый след. Ветер скоро стихал, и снова воцарялась ясная, спокойная погода.

Этот вихрь впервые был описан Мерцбахером. Наши экспедиции вот уже в течение трех лет отмечали постоянство, с которым он появляется в определенные часы.

Почти всегда ветер приносил с собой мглу — мельчайшую лёссовую пыль.

Киргизы называли такую мглу «бос-шамал» — пыльный ветер.

Кто-то еще в прошлом году пустил в ход шутку, что это дует на советских путешественников сам покойный немец, недовольный тем, что нашлись люди, забравшиеся на Тянь-Шань дальше, чем он.

Отсюда и появилась в обиходе фраза: «дует папаша Мерцбахер».

Николай Николаевич озабоченно посмотрел вниз, в долину, и сказал:

— Как бы Мерцбахер не застал наших ребят на скалах.

Гусева мы не могли найти — его зеленая защитная гимнастерка совершенно сливалась с окружающим фоном.

Шекланов щеголял в лыжном костюме какого-то немыслимого розового цвета. Этот костюм, в особенности изрядно выцветшие его брюки, служили неистощимой темой для сорокинского остроумия.