К западу от заката

Ни капли не стесняясь, она стянула рубашку через голову и выбрала другую. Теперь у Зельды была не только округлая, тяжелая грудь, но и выпяченный живот, как у беременной. Исчезла та стройная подвижная девушка, на которой Скотт женился. Казалось, рядом с ним совершенно другая женщина.

Зельда застегнула бледно-зеленую блузку с ложным карманом на левой груди – неотглаженную, с явными складками. Она была заметно велика и висела, как гавайская рубашка.

Скотт отвернулся, но поздно.

– Джентльмены не подглядывают, – сказала она.

– А кто сказал, что я джентльмен?

– Помнится, были устремления.

– Бросил. Слишком хлопотно.

– Понимаю.

Скотт не знал, шутят ли они еще. Он хотел было сказать, что нет предела совершенству, однако передумал. Теперь, когда семья добралась до места, он чувствовал себя вымотанным. Путешествия давно ему приелись. Даже в последнее лето – 29-го года, перед тем, как все рухнуло, – им уже некуда было ехать. Да и незачем.

Скотти валялась с книжкой на диване и только вздохнула, когда отец позвал ее обедать.

– Не будь противным Пирожком.

– Будь сладким Пирожком, – закончила Зельда.

– И надень, пожалуйста, что-нибудь посимпатичнее. Мы идем в приличное место.

Скотти вопросительно посмотрела на наряд матери.

– Хорошо, пап.

– Спасибо!

Она переоделась в родительской комнате и вернулась в прелестном платье, которое ей помогла подобрать Хелен.

– Ты просто очаровательна, – сказала Зельда, оглядывая плечи Скотти, как портниха.

– Папа купил мне его в Голливуде.

– Tres cher, n’est-ce pas? – В ее голосе не было упрека, хотя они месяцами вели бои из-за счетов за питание Зельды в больнице.

– Oui.

– Mais tres jolie aussi, – сказала Скотти.

– C’est vrai comme toi, chou-chou[72]. – Зельда расцеловала ее в обе щеки.

Скотт не мог свыкнуться с новыми формами жены и ее гардеробом. Когда они спускались по главной лестнице, ему казалось, что все уставились на них, разглядывая странное семейство. За обедом он внимательно следил, не проявится ли малейший признак болезни, однако Зельда ела так же, как они, поддерживала вежливую беседу, смеялась вместе со Скотти, когда он капнул соусом на галстук, и вспомнила по этому поводу тушеных устриц в отеле на Капри. Отель Скотт помнил, а устрицы – нет. От десерта Зельда отказалась, но уговорила остальных его взять, а потом даже не попробовала у мужа бисквит с вином и взбитыми сливками. Скотт настолько привык следить за ней, ловить малейший симптом, что не мог остановиться.

После кофе они неспешно гуляли по променаду вдоль пляжа, освещенного гирляндой простых лампочек, заходили в игровые павильоны, катались на тех же аттракционах, которые нравились Шейле в Оушен-парк и Венеции. Скотт не видел Шейлу уже три дня. Ему хотелось позвонить ей, послать цветы или что-нибудь еще, чтобы она знала: он о ней помнит, – и еще чтобы напомнить о себе. Это было бы неправильно, но желание от этого меньше не становилось, только тени, вытягивавшиеся на песке, становились более зловещими. Будь они героями кино, Скотта показали бы кровожадным мужем, Зельду – беспомощной жертвой, а началось бы все с мрачных кадров промозглой ночи. И как бы Скотт ни убеждал себя в обратном, в глубине души он знал: так все и было. Чтобы спастись, он убил в себе все лучшее и слишком поздно осознал, что ничего не спас.

– Приятно погулять вечером, – сказала Зельда, глубоко вдыхая и вглядываясь в небо. – Жаль только, луны нет.

Скотт окинул небосвод взглядом, будто желая убедиться. То же сделала и Скотти.

– Моя палата на верхнем этаже, я всегда знаю, где должна быть луна. В древности по ней определяли ход времени.

– Все считали в лунах, – сказала Скотти.

– Тринадцатое полнолуние, луна до и после осеннего равноденствия, растущая, убывающая…

– Значит, сейчас должен быть отлив, – сказал Скотт.

– В прилив вода убудет, в отлив – прибудет. – Ее слова прозвучали пророчеством. Кажется, до больницы Зельда и думать о таком не думала. Даже если это были просто отголоски того, что она вычитала в больничной библиотеке, новые мысли удивили Скотта. Больше всего он боялся того, что сам не знал, какое будущее ждало жену. Сейчас он легко мог представить ее в доме матери, листающей книги, качающейся на качелях, ухаживающей за цветами. Скотт не просто пытался усыпить совесть. До встречи с Шейлой он хотел, чтобы Зельда была счастлива.

Пока Зельда была в ванной, Скотти заметила, что прошел только первый день, впрочем мать казалась спокойной и вполне разумной.

– Посмотрим, как она будет чувствовать себя завтра, – сказал Скотт. – Спасибо, что промолчала о ее блузке.

– Если бы она все время вела себя так, видеться с ней было бы приятно.

Он пропустил Скотти в ванную, дав ей время спокойно привести себя в порядок. Когда настала его очередь, Скотт выпил таблетки и тщательно почистил зубы.

– Спокойной ночи, Пирожок!

– Спокойной ночи, пап.

Больше тянуть было невозможно.