— В юности, — сказала она, глядя не на Дарра Дубраули, а на окружающий мир, — мне хотелось полететь в такое место, где вовсе нет Ворон. Куда ни одна Ворона прежде не добиралась.
Дарр Дубраули подумал, что ослышался: как же эти слова перебрались из его жизни к ней в клюв?
— Где Ворона одна, вовсе нет Ворон, — сказал он.
— И вот однажды, — продолжила она, словно не слыша, как он повторил старинное присловье, — я полетела. Думала, просто посмотрю на других созданий, узнаю, как они живут. И однажды научусь быть вовсе не Вороной. — Она посмотрела на него черным глазом — наверное, убедиться, что он слушает. — И когда улетела далеко, так далеко, что все Вороны в мире словно остались позади, я добралась до глубокого черного тихого озера, а там на ветке над водой сидел Зимородок[86]
.— Зимородок?
— Ага, — кивнула она. — Ну, такой, ярко-синий, знаешь? С оранжевой грудкой? И вот он рыбачил. Я увидела, как он подлетел к воде, замер и опустил длинный клюв, а потом нырнул в воду. Пропал! А потом выскочил из воды, а в клюве держал белую рыбку. Сел на ветку и проглотил добычу. Я никогда раньше не видела, чтобы птица ныряла, — я ведь была еще очень юная — и захотела узнать, откуда же он взял рыбку. Поэтому, когда он снова это сделал, я очень внимательно смотрела и увидела: когда он спикировал в воду, еще один Зимородок, точно такой же, ринулся к нему из озера, а когда он оказался над самой водой, их клювы соприкоснулись. А потом вода забурлила, плеснула, и Зимородок взлетел с рыбкой.
— Нет, — покачал головой Дарр Дубраули.
— Он ее взял прямо у другого Зимородка, без всякой драки.
— Нет-нет.
— В общем, мне показалось, что это легкий способ добыть завтрак. И я решила тоже попробовать. Наконец осмелилась вот так броситься к воде клювом вниз. Но уже на подлете увидела, что мне навстречу летит другая птица — только не Зимородок...
— А Ворона.
— А Ворона, как я, и клюв открыт, как у меня, и никакой рыбки для меня у нее не было.
— Ой-ой.
— Тут уж я ничего не могла поделать, ушла под воду и опускалась все ниже и ниже. Там было темно и все блестело, как в дождливый день, когда капли попадают на внутреннее веко. И я нигде не видела Ворону, которая там жила...
— Это была ты сама.
— Но вот Зимородок, тот, что приносил рыбку ныряльщику, оказался там и сильно на меня разозлился. Это я поняла, хоть и не могла разобрать его слов. Он сказал, что мне нечего делать в его царстве, что я глупая птица и ничего не понимаю.
Дарр Дубраули подумал: «Эта история — обман?» Она ему напомнила рассказы Одноухого о приключениях под землей, в небесах или на летящей стреле, которые тот ему приписывал: Одноухий не лгал, но и правды избегал. Дарр никогда не встречал Вороны, которая бы так говорила. Кроме одной. Похоже, она ему отплатила за его собственные невозможные истории.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил он.
— Вот к этому и подхожу, — сказала она, и поза ее была одновременно робкой и дразнящей. — Зимородок сказал, что, раз я ничего не знаю, раз я молодая и глупая, он мне поможет выбраться из воды, если я пообещаю никогда больше не возвращаться. Я не знала, что сказать. Думаю, холодная вода мне остановила сердце или дыхание. Но Зимородок меня схватил — не спрашивай как — и понес вверх через озеро, в воздух и до самого берега, где я кое-как выбралась на сушу. А потом целый день сидела на солнце и пыталась просохнуть. Но с тех пор я все время жалела, что так и не поблагодарила Зимородка за помощь. А вернуться туда не могу, я ведь пообещала.
— Ах вот что, — сказал Дарр Дубраули.
— Я вернуться не могу, — проговорила она и посмотрела на него. — Обратно в озеро. Я — не могу.
Дарр Дубраули смотрел на ухоженную черную птицу, которую явно вовсе не печалило такое положение вещей. Он не собирался задавать ей следующий вопрос, потому что ответ был очевиден.
— Холодает, — заметил он. — Давай-ка поищем себе что-нибудь вкусное.
Довольно скоро лето закончилось, серые тучи и дожди пришли в южные земли и напомнили Дарру о его первой родине за поденным морем. С заснеженного севера начали прилетать его родичи и очень удивились, обнаружив Дарра, — они-то были уверены, что его кто-то поймал и съел. Теперь пришел ей черед держаться на почтительном расстоянии. В ее стае чужаки пользовались дурной славой, как цыгане по всему миру: будто воровство и дурной глаз — свойства исключительно пришельцев из других мест.
— Так ты все время здесь жил? — спросил кто-то из его родни.
— Да.
— И как оно тут? Хорошо?
— Вполне неплохо.
— А местные Вороны норовистые, да?
— Как и многие наши, — ответил Дарр Дубраули, и все засмеялись.
— Ну, я с ними все равно связываться не собираюсь, — заявил другой родич, имени которого Дарр Дубраули уже не помнит.
— Да и они с тобой.
— Но ты сам неплохо устроился, как я погляжу, — с подозрением прошипел тот.
И Дарр Дубраули принял воронью позу — он мне ее показывал, — которая, как мне кажется, выражает то же, что у нас — пожатие плечами.