Дарр Дубраули почувствовал, что окруженная камнями ложбина становится все глубже. Но в таком свете на глаза не стоило полагаться. Лисья Шапка стала серой и безликой, если не считать влажного блеска в глазах, когда она поднимала взгляд к луне. Лисья Шапка продолжала рассказ: Дарр Дубраули услышал о Людях, что прожили сотню жизней, и о Людях, которые не умирали вовсе, о Людях, у которых лишь по одному глазу и по одной ноге на брата, но они одолели врагов в бою[16]
, о песнях и певцах, что принуждали воинов сложить оружие и плакать, как пристыженные дети[17]. О женщине, что была тремя женщинами, и одна из них — Ворона размером с гору[18]. И всегда драгоценная вещь терялась, и находилась, и вновь терялась.Нет, они с Лисьей Шапкой точно проваливались в глубину.
Луна уже поднялась высоко — холодная и бледная, и Дарр Дубраули сам не знал, спит он или бодрствует. Белые камни, окружавшие провал, казались яркими в бесцветном лунном свете. А Лисья Шапка продолжала говорить, она устала и клевала носом, но все равно не умолкала насовсем, а Дарр Дубраули вдруг понял, что стоит на... да, на огромном теле, теле великана. Провал, в котором сидели они с Лисьей Шапкой, оказался его широко открытым ртом. Белые камни стали зубами, что вот-вот сомкнутся, и оба они провалятся в живот, в невообразимые внутренности.
Почему он не поднялся в небо, не улетел, пока еще мог?
Дарр сказал, что не мог, потому что не умеет летать во тьме этого белого света. Но я возразил: «Это потому, что тебе нужно было узнать, чем закончится рассказ».
Они вошли в огромный буковый лес; все высокие, могучие серые деревья похожи друг на друга, и, кроме Буков, больше ничего. На земле никакой зелени, только желтые листья падают поодиночке и с легким шорохом ложатся к остальным. И никаких звуков, никаких животных, вообще ничего живого, кроме Лисьей Шапки и Дарра Дубраули, а когда Лисья Шапка заговорила, деревья будто проснулись и встревожились, услышав ее.
— Если умеешь читать, можно прочесть рассказ на коре этих деревьев[19]
, — проговорила она. — Вот что сказал мне зеленый мальчик. Он умеет читать, а я — нет.Дарр Дубраули подумал, что с него хватит рассказов, и вообще непонятно, как выудить рассказ из дерева. Его больше беспокоило, почему эти Буки не сбрасывают орешки.
— Потому что не умирают, — сказала Лисья Шапка, — и не хотят больше плодиться.
Буки с этим, кажется, были согласны. Дарр Дубраули и Лисья Шапка шли вперед. Они не видели тропы, но Буки словно указывали им дорогу — и вот вдалеке показались отблески человеческого костра, алые на сером.
— Огонь, — сказала Лисья Шапка и зашагала быстрее.
Для Людей костры создают место там, где нет никакого места, подумалось Дарру; и так где угодно появляется жилище. Когда они с Лисьей Шапкой подошли ближе, то увидели, что у костра кто-то сидит, словно хочет согреться, хотя в этом лесу было ни жарко ни холодно. Сидящий не поднял глаз на Лисью Шапку и Ворону у нее на плече, хотя наверняка услышал шаги в палой листве. Лисья Шапка остановилась, разглядывая старое неподвижное лицо; глаза у человека были белесые, будто затянутые внутренним веком, как у Вороны. Лисья Шапка опустилась перед ним на колени и положила ладони на его руки, которые сидящий безвольно сложил на коленях.
Отец, обратилась она к нему.
Дарр Дубраули понял ее слова, хотя не услышал ни звука. На ее лице в тот день отразилось нечто, что он в будущем назвал бы Жалостью, хотя тогда не знал ее ни в Людях, ни в себе.
Отец, повторила она. Я иду из иной земли. Я прошу о праве пройти через этот лес. Мне предстоит долгий путь.
Слепой обдумывал эти слова — или нет; он никак этого не показал. Но некоторое время спустя протянул узкую ладонь, будто просил (это было понятно) что-то в нее положить. Лисья Шапка порылась в своем одеянии, но нашла только крошечную металлическую чашечку. Такой вещицы Дарр Дубраули никогда не видел. Лисья Шапка поставила ее на вытянутую ладонь старика. Слепец почувствовал это, осторожно ощупал чашечку пальцами другой руки, улыбнулся, будто получил то, на что и рассчитывал, и спрятал подношение.
Отец, прошептала Лисья Шапка. Можно мне пройти? Ответь.
С огромным трудом старик открыл рот, словно давным-давно этого не делал.
Дочь, произнес он.
Точно ветерок из пещеры или шипение отступающей волны на гальке. Дарр Дубраули его еле услышал. Лисья Шапка не сводила глаз с серого лица старика: теперь они сверкали, не то блестели, но Дарр раньше такого не видел и ничего не понял.
Дочь, повторил слепец. Зачем ты пришла сюда? Чего ищешь?
Вещь, ответила Лисья Шапка, с которой я никогда не умру. И мой род тоже.
Не нужно, сказал старик. У тебя есть Ворона.
Дарр Дубраули встрепенулся, когда о нем вдруг заговорили, и чуть не свалился с плеча Лисьей Шапки.
У тебя есть Ворона, сказал старик. Ворона не умирает.
Да нет же, сказал Дарр Дубраули. Ведь...
Но старик поднял руку, словно призывал к тишине или обращался ко многим слушателям, трудно было понять.
Не эту вещь тебе следует искать, сказал он. Но я люблю тебя и потому позволю пройти. Лишь тебе одной.